Орден меченосцев против Руси. Первый германский поход на Восток - Елена Тянина Страница 21

Иногда кажется странным, почему латгалы или ливы противились уплате всего десятой части, если по источникам известно, что у балтийских народов было довольно распространенным явлением принесения богам вплоть до трети урожая или военной добычи? Но предназначавшаяся в жертву часть тем или иным образом утилизировалась (пруссы и литовцы, к примеру, сжигали жертвенные дары), а вовсе не шла на обогащение жречества. Десятина и другие обязательные поборы на нужды новой церкви поначалу также воспринимались как дары божеству. Но затем местные жители были неприятно удивлены, поняв, что за счет этих даров обогащается сама церковь и ее служители.

Были и причины, связанные с различием двух религиозных мировоззрений. Языческие представления о структуре неба копировались с земной жизни. Верховный бог сеньора должен занимать в небесном пантеоне столь же почетное место, что и сам сеньор на земле. Потому прибалтийские язычники так легко принимали крещение, если хотели видеть немецких рыцарей своими сюзеренами и защитниками. При этом они вовсе не становились христианами-монотеистами, просто включали еще одного бога в свой пантеон.

Очень показателен в этом смысле случай, приведенный Хроникой Генриха, когда латгалы, получив предложение креститься сразу от представителей обоих ветвей христианской церкви, решают вопрос при помощи бросания жребия своим богам. Ведь они выбирают не веру, а сеньора.

Но каково же было изумление неофитов, узнавших, что, признавая Иисуса и оказывая ему должное уважение, они должны отречься от собственных богов, презреть традиции предков и надругаться над своими святынями! Такого нельзя позволять даже сеньору, ведь сеньор призван защищать вассала, а не глумиться над его обычаями. А кто может призывать отречься от богов – подателей света и жизни, как не пособник злых, темных сил, черный колдун!? А тут еще монашеский статус католических проповедников. Многие нормы жизни монашеской братии, такие как умерщвление плоти, запрет на смех и увеселения, и даже, ношение черной одежды, считались у язычников признаками телесной и духовной «нечистоты». Но особенно это касалось обетов безбрачия и целомудрия монахов. В языческой культуре очень сильно развит культ семьи, и зрелый мужчина, не имеющий жены и детей, считался проклятым богами. Как можно доверять словам человека о боге и спасении, если он сознательно отрекся от главного божественного дара – продолжения рода? И это не просто предположения. К примеру, в землях родственных ливам финно-угорских народов мери и веси дела христианизации, проводимой киевскими князьями, шли намного успешнее и безболезненнее. Ведь православные попы, как правило, имели многодетные семьи, и не вызывали у местного населения такой антипатии.

Потому-то радостно крестившиеся неофиты так часто позже смывали крещение и поднимались на духовных отцов с оружием в руках, изгоняли или даже казнили их по обвинению в черном колдовстве. Иногда и латинским священникам приходилось в чем-то приспосабливаться к местным условиям. Например, в 1209 году епископ Альберт предписал служителям церкви Девы Марии сменить традиционно черное облачение на белое. Формально это объяснялось тем, что новый настоятель церкви Иоанн, принадлежавший к ордену св. Августина, носил такую одежду по уставу. Но не было ли в этом распоряжении еще и желания хотя бы внешне соответствовать традиции местных народов, для которых с древних времен белое, а не черное одеяние было признаком служителя культа?

* * *

Гибель второго епископа Бертольда стала концом мирного периода немецкой колонизации Прибалтики. У Священной Римской империи и Папской курии появился прекрасный повод для начала осуществления сценария, успешно опробованного еще в XII веке в землях балтийских славян: от прихода первых миссионеров до призыва силой оружия защитить христианскую церковь. Для объявления полномасштабной «священной войны» был необходим лишь первый мученик за веру. Погибший в бою с язычниками епископ Бертольд как нельзя лучше подходил на эту роль, и прикрывать миссионерством истинные цели появления немцев в прибалтийском крае уже не было необходимости. В Ливонию вместе с новым епископом Альбертом прибыли уже не мирные проповедники, а крестоносцы.