Операция `Раскол` - Стюарт Стивен Страница 21

Когда Ноэль узнал, что жена автора статьи находится в Нью-Йорке, он пригласил ее на обед. Он не мог знать, что Хедда Массинг была советским агентом, задачей которого было вербовать в качестве агентов представителей американской интеллигенции, особенно тех, кто работал в правительственных учреждениях. После случайного знакомства с Филдом было решено, что он должен стать ее главной целью. К 1935 году левые убеждения Филда фактически уже перебродили и он решил открыто вступить в Американскую коммунистическую партию. Первой задачей Хедды Массинг было постараться убедить его не делать этого. В качестве ответственного чиновника государственного департамента он имел огромные перспективы для использования его русскими. Вступив в коммунистическую партию, он должен был бы оставить свой пост и потерял бы какую- либо ценность как информатор. Имеетея доказательство, что Ноэль Филд подавал заявление о вступлении в партию, но оно было отклонено лидером партии Эрлом Браудером, как полагают, в соответствии с инструкциями из Москвы. Отклонение заявления глубоко ранило Филда, он никогда не мог простить Браудеру этого.

Тем временем Хедда Массинг и ее муж Поль, которому удалось перебраться в США из Германии, почти день и ночь работали с Филдом, убеждая его в необходимости остаться на своем посту, с тем чтобы содействовать успеху борьбы за «международный мир» путем передачи им секретной информации государственного департамента для последующего направления в Москву. Филд не соглашался. Он говорил о лояльности к своей стране, о доверии, которое питали к нему его руководители. Но в целом он был легкой добычей для такого опытного и хорошо подготовленного агента, как Хедда Массинг.

В 30-е годы довольно много людей, подобно Филду, придерживалось той точки зрения: фашизм настолько страшен, что любая мера оправдана для того, чтобы уничтожить его. Все «прогрессивные» свято верили, что однажды Гитлер нападет на Россию и что война между ними будет не чем иным, как борьбой за защиту самой цивилизации. В свете этого Ноэль Филд в конце концов пришел к выводу, что на него возложен более высокий долг, чем лояльность к государственному департаменту: долг перед всем человечеством. Этот сложный человек имел противоречивый характер. Он бегло говорил на иностранных языках и стремился к работе за границей: вместе с тем ощущал себя принадлежащим Америке, привязанным ко всему, что там происходило. Противоречия между своими метаниями, как он их понимал, он разрешил в типичной для него наивной манере. Он передавал Хедде Массинг документы, предварительно убедившись, что они не имеют важного значения и не могут повредить его стране. Складывалась ситуация, которая не могла продолжаться долго. Даже если бы он начал с передачи меню столовой, все равно он оказался бы в тисках порочного и подозрительного шпионского аппарата.

Однако Ноэль Филд неожиданно проявил твердость характера. Он быстро понял, что сделал первый шаг на пути к предательству, и, чтобы избежать в дальнейшем вреда дня своей страны, предпринял смелые шаги, которые нанесли вред и его карьере в государственном департаменте, и его отношениям с новыми русскими хозяевами. Последние никогда не простили ему этого.

В 1936 году перед ним открылись две возможности по работе. Первая состояла в том, что он мог стать работником секретариата Лиги Наций в Женеве, вторая – возглавить германский отдел государственного департамента. Хотя Филд страстно верил в миссию Лиги Наций, он понимал, что от нее скоро будет мало толку. Что же касается германского отдела, то назначение в него не только являлось большим выдвижением, но и предоставляло Филду возможность заняться той единственной страной, которую он считал угрозой цивилизации. Находясь в этом отделе, он смог бы оказывать влияние на американскую политику. Но он отказался от этой должности, как полагают, из-за того, что этот отдел был вовлечен в то время в подготовку нового американо-германского соглашения о торговле и должен был проявлять «дипломатичность» в отношениях с германскими дипломатами в Вашингтоне. А Филд на это органически был не способен. Трудно поверить, но подготовка, которую он получил в государственном департаменте, не оставила на нем своих следов; он был не способен выполнять публично обязанности, против которых внутренне все время восставал. Что же касается русских и Хедды Массинг, то для них не было сомнения в том, какую должность он должен выбрать. Русский агент, руководящий германским бюро в государственном департаменте, имел бы совершенно исключительное значение, принося невероятную пользу. Филд стал бы одним из самых важных агентов русских в западном мире. Поэтому на него было оказано чрезвычайно большое давление, чтобы вынудить его принять назначение. Однако в апреле 1936 года Ноэль Филд неожиданно заявил, что чувствует себя морально обязанным работать для Лиги Наций, упаковал чемоданы и уехал в Женеву. Не осталось никаких документов, объясняющих, какие мотивы на самом деле побудили его отказаться от германского отдела. Конечно, ему был свойствен крайний идеализм, но в данном случае факты свидетельствуют об ином. Ноэль Филд совершенно сознательно решил не допустить своего превращения в послушного русского агента. А он понимал, что, оставшись в тот период в Вашингтоне, он не смог бы этого избежать. Для него было невозможно оставаться лояльным и добросовестным чиновником государственного департамента, но точно так же для него было невозможно руководить германским отделом, передавая русским каждую конфиденциальную и секретную телеграмму, которая проходила бы через его руки. Он не был эмоционально подготовленным для того, чтобы выдержать конфликт с лояльностью, но он и не был настолько преступником, чтобы стать советским шпионом.

Не выполнив русских требований, Филд (который к тому времени должен был уже немного понимать, что из себя представляет советская власть) сознавал, что не подчинился приказам хозяина, который не прощает подобных вещей. В Швейцарии, в том числе в Лиге Наций, уже было достаточно русских агентов, и его появление там, в общем, оказалось для них почти бесполезным. Его просили, и он отверг просьбу. Русские ж ему никогда этого не простили, в то же время и американцы никогда не забывали о его предыдущей деятельности. Через всю жизнь он пронес на своих плечах тяжесть двойной вины: предательство и своей родины, и своего дела. Такому человеку, как Филд, нелегко было жить с такими мыслями.

Но, возможно, после всех этих лет он заслуживал сочувствия и некоторой признательности. Не многим людям, попавшим благодаря своей глупости, наивности или жадности в сети русской секретной службы, удалось благополучно вырваться и избежать крупного предательства. Филду это удалось. Это было с его стороны актом храбрости и лояльности по отношению к своей стране.

По всей вероятности, только человек, подобный Ноэлю Филду, мог увлечься работой умирающей Лиги Наций. Он с истинным увлечением стал работать, когда в 1938 году был назначен секретарем комиссии Лиги Наций по наблюдению за репатриацией иностранцев, участвовавших на стороне республиканцев в гражданской войне в Испании. На этой работе он столкнулся с реальной жизнью: фашизм против сил демократии. И Ноэль Филд, с большой горячностью отдававшийся делу оказания помощи участникам интернациональных бригад, был глубоко тронут тем, что он видел. Впервые он чувствовал себя по-настоящему полезным. Это была работа, которую он мог хорошо выполнить. Тучи войны сгущались, могла понадобиться помощь еще большему количеству беженцев. Ноэль Филд прибыл в Европу и обрел себя.