Рука Москвы. Записки начальника внешней разведки - Леонид Шебаршин Страница 21

Мисра докладывал Индире Ганди о наших встречах.

Мисра был мне очень симпатичен. Этот человек сам взвалил на себя тяжелейшую политическую ношу, стоически терпел неудачи, радовался успехам, боролся с тайными и явными соперниками и не знал устали. Думаю, что встречи со мной помогали ему проверять какие-то свои оценки. По крайней мере, так казалось мне в то время.

2 января 1975 года Л.Н. Мисра был тяжело ранен взрывом гранаты, брошенной в него на предвыборном митинге в Бихаре, не получил квалифицированной медицинской помощи и вскоре скончался от перитонита. Вечная ему память!

Индийская слабость — многословие. Этим грешат почти все мои знакомые. Долгие экскурсы в историю, бесконечные разъяснения несущественного, уход в сторону от предмета разговора и возвращение к нему с какой-то совершенно неожиданной стороны, личные переживания — все это связано причудливой логикой. Для того чтобы выбрать из такого разговора интересующие тебя сведения, необходимо терпение и время, но иногда случается так, что пора расставаться с весьма осведомленным человеком, а ничего стоящего он тебе рассказать не успел.

О моей профессиональной этике

Практический подход к проблеме беседы с чересчур словоохотливым человеком прост. К каждой беседе, к каждой встрече необходимо тщательно готовиться, не полагаясь на случай. Необходим план, который составляется заблаговременно и обсуждается работником со своим руководителем. Но этого мало. Если ты собираешься получить политическую информацию по определенному вопросу, надо заранее составить в голове или на бумаге схему того, что ты уже знаешь, что необходимо уточнить, какие пробелы в своем знании ты должен заполнить. Как бы многословен, расплывчат ни был собеседник или источник информации, ты сможешь получить от него нужные сведения. Есть здесь и уязвимый момент.

Нельзя подпасть под влияние уже сформировавшейся у тебя в ходе подготовки идеи и вольно или невольно навязывать ее собеседнику. К собственным взглядам, оценкам и убеждениям следует относиться критически, а высказывая их — стремиться не переубедить собеседника, но побудить его к более четким и обоснованным суждениям.

Впрочем, есть четко, глубоко мыслящие и лаконично излагающие свои мысли представители многочисленной и многоязычной иностранной колонии — дипломаты, разведчики, ученые, бизнесмены, миссионеры.

* * *

Во всем многообразии проблем выделяется «главный противник». Мы постоянно ощущаем американское влияние на индийскую политику, знаем круг людей, на которых опирается посольство США, — проамериканское лобби, выявляем сотрудников ЦРУ в посольстве и за его пределами, а также кое-кого из американской агентуры в классическом смысле этого слова.

Деятельность американцев беспокоит и индийское правительство. В сентябре 1972 года президент правящей партии Ш.Д. Шарма публично обвинил ЦРУ в организации беспорядков в Индии, подрыве отношений Индии с Бангладеш, Непалом и другими соседними странами. Развертывается яростная пропагандистская кампания. Ее подпитка, несомненно, политическая, антиамериканские настроения в Индии традиционно сильны, и позиция США в период недавно закончившегося конфликта с Пакистаном их основательно подогрела. Коллеги из ЦРУ и пропагандистских американских ведомств дали повод для этой официальной вспышки антиамериканизма. Не удается остаться в стороне и нам. В парламенте раздаются требования провести расследование деятельности ЦРУ в Индии. Наши политические недоброжелатели и оппоненты конгрессистов требуют одновременно расследовать и деятельность КГБ.

Кампания утихла сама собой. Летом 1973 года в Индии побывал Г. Киссинджер: «Мы признаем Индию как одну из важных сил в развивающемся мире… Наши усилия направлены на то, чтобы устранить многие раздражающие последствия политики 1971 года…» Индийско-американские отношения на какое-то время стабилизировались.

Наше соперничество с ЦРУ продолжалось. Ощущалось влияние разведки США не только на индийские дела, но и ее настойчивая работа по советским людям в Индии. Костяк резидентуры ЦРУ в Дели составляли эксперты по Советскому Союзу — не политические, а оперативные эксперты, специалисты по разработке советских учреждений. Нам они были хорошо известны. Их попытки выходить на советских граждан иногда пресекались сразу, в некоторых же случаях мы позволяли контакту развиваться под нашим контролем. Мне неоднократно приходилось убеждаться, насколько сходны методы и приемы, которыми пользуемся мы сами и американские коллеги. Обычно можно было предсказать, какой шаг американский коллега сделает на следующей встрече с нашим человеком, когда предложит тому заработать небольшую сумму за написание, скажем, статьи на совершенно невинную тему. Стандартным приемом было доброжелательное, без нажима сделанное предложение подумать о невозвращении в Союз, где у собеседника могут быть определенные неприятности по той или иной причине, которая здесь же и называлась. Американцам была известна еще не изжитая к тому времени наша глупейшая и вреднейшая практика. Если к советскому человеку делался, говоря профессиональным языком, «вербовочный подход», на него ложилось несмываемое пятно. Логика была примерно такой: если американцы сделали вербовочное предложение, значит, наш дипломат, журналист или разведчик дал для этого повод и как минимум находится в поле зрения противника. Объект подхода оказывался перед дилеммой: доложить о случившемся и возвратиться в Союз с подмоченной репутацией и неопределенной перспективой или же принять грех на душу, умолчать и жить в вечном страхе, что рано или поздно КГБ дознается о случившемся. С этой убийственной практикой давно покончено. Наши работники должны быть уверены, что ни одна ситуация, в которой они ведут себя честно и мужественно, не отразится неблагоприятно на их судьбе. В последние годы мы официально, приказом поощряли наших людей, дававших отпор попыткам склонить их к измене.

Не буду скрывать, что порою американцам удавалось добиваться успеха. Хотя это и не было заслугой делийской резидентуры ЦРУ, в советском посольстве работал американский агент, военный атташе Д.Ф. Поляков. В отношении этого человека в Центре были определенные подозрения, но, как нередко случается в нашем деле, потребовались еще годы, чтобы подозрения подтвердились. Поляков работал активно, передавал американцам и ту информацию, которой с ним делился резидент КГБ.

Отношения с военными разведчиками у нас были отличные, но существовал четкий предел тому, чем можно было с ними делиться и чем нельзя. Все, что связано с конкретными источниками, операциями резидентуры, было нашим секретом. Поляков демонстрировал свое полное расположение к чекистам, но от приятелей из числа военных было известно, что он не упускал ни малейшей возможности настроить их против КГБ и исподтишка преследовал тех, кто дружил с нашими товарищами. Ни один шпион не может избежать просчетов.

Рука ЦРУ ощущалась и в публикациях некоторых индийских газет. Мы, разумеется, платили той же монетой.

Я помню имена некоторых американских коллег, работавших в мое время. В архивах есть их полные списки, но у меня нет желания ни прибегать к архивным материалам, ни называть их имена. Так же как и мы, они старательно и не всегда удачно делали свое дело. Они были инструментом политики своего правительства, мы проводили политику своего государства. Обе стороны были правы.