Война и люди - Василий Песков Страница 21

– На посту начальника Генштаба вы сменили Георгия Константиновича Жукова?

— Нет. В жесточайшие для нас августовские дни 1941 года было решено использовать командирский опыт Г. К. Жукова в войсках. Начальником Генштаба был назначен Борис Михайлович Шапошников. Это был талантливый, в высшей степени образованный человек, имевший огромный опыт штабной работы. Уважение было к нему безграничным. Сталин, называвший всех по фамилии, Шапошникова называл по имени-отчеству и — любопытная деталь — в знак особого расположения только ему позволял курить в своем кабинете.

Если говорить о человеческой благодарности, то Борису Михайловичу я многим обязан в жизни. Он умел научить делу, был для всех образцом исполнения воинского долга и просто добрым, сердечным человеком. После ухода Б. М. Шапошникова из Генштаба иногда, обращаясь ко мне, Верховный говорил: «Ну, а что нам скажет шапошниковская школа?» Таким обращением можно было только гордиться.

На пост начальника Генерального штаба (думаю, не без участия Бориса Михайловича Шапошникова и вопреки моим просьбам не делать этого) в июне 1942 года был назначен я.

С благодарностью вспоминаю многих военных специалистов в Генштабе той поры. Их волей, талантом, огромным опытом проводилась работа чрезвычайной важности. И среди этих людей особо теплое слово я должен сказать о моем близком друге и преемнике по Генштабу Алексее Иннокентьевиче Антонове.

Я познакомился с ним до войны, а в декабре 1942 года мы встретились в момент, когда Генштаб испытывал острую нужду в опытных руководящих работниках. Алексей Иннокентьевич на посту начальника штаба одного из фронтов показал себя опытным и способным человеком. Мне по заданию Ставки приходилось часто выезжать на фронт, и я решил, что лучшего заместителя и желать не надо.

Вопрос о работе Антонова в Генштабе я поставил перед Верховным Главнокомандующим. Сталин не сразу признал огромный опыт и несомненный талант Антонова. Требовались время, моя настойчивость и выдержка Алексея Иннокентьевича, чтобы Верховный Главнокомандующий по достоинству оценил Антонова и, как принято говорить, сработался с ним. Я был очень рад этому. И когда на заключительном этапе войны Государственный Комитет Обороны назначил меня командующим 3-м Белорусским фронтом, я предложил передать пост начальника Генерального штаба Антонову. Поступая так, я знал, что передаю дело в надежные руки. И действительно, Генеральный штаб под руководством Алексея Иннокентьевича Антонова блестяще разработал заключительные операции войны на западе.

– Последнее слово во всем, что касалось руководства войны, было за Ставкой?

— Да, за Ставкой…

О работе Ставки меня спрашивают чаще всего. Думаю, эти же вопросы побудили Георгия Константиновича Жукова написать для второго издания своей книги «Воспоминания и размышления» отдельную главу о Ставке. Жуков дал глубокий и объективный анализ работы этого главного командного пункта войны.

В нашем разговоре важно подчеркнуть следующее. Ставка не была неким собирающимся на регулярные заседания органом. Людям, которые просят меня прислать или опубликовать хотя бы один снимок заседания Ставки, я отвечаю: таких снимков просто не существует. За всю войну, если не ошибаюсь, в утвержденном составе Ставка не собиралась ни разу. Работа Ставки строилась особым образом. Верховный Главнокомандующий для выработки того или другого оперативно-стратегического решения или для рассмотрения других важных проблем вооруженной борьбы вызывал к себе ответственных лиц, имевших непосредственное отношение к рассматриваемому вопросу. Тут могли быть члены и не члены Ставки, но обязательно члены Политбюро, руководители промышленности, вызванные с фронта командующие. Все, что вырабатывалось тут при взаимных консультациях и обсуждениях, немедленно оформлялось в директивы Ставки фронтам. Такая форма работы была эффективной.

– Это были коллективные решения? — Все важнейшие решения вырабатывались коллективно. Возникшая война была столь сложным явлением, что одному человеку безошибочное решение принимать было невозможно.

– Случались в Ставке столкновения мнений? — Конечно! Иначе и быть не могло. Со Сталиным спорить, правда, решались не многие. Но сам он, слушая иногда очень горячие споры, улавливал истину и умел менять уже, казалось бы, принятое решение.

– Какова была роль представителей Ставки на фронте?

— При чрезвычайных обстоятельствах на том или ином фронте, при подготовке ответственных операций Ставка посылала на фронт своих представителей. Сам я в этой роли выезжал на фронт много раз. Это была ответственная работа. Оценить на месте возможности войск, поработать совместно с военными советами фронтов, помочь им лучше подготовить войска к проведению операций, наладить взаимодействие фронтов, оказать помощь в обеспечении войск поставками всего необходимого, быть действенным связующим звеном с Верховным Главнокомандующим — таков лишь короткий перечень всяких забот, лежавших на представителе Ставки.

Верховный Главнокомандующий очень требовательно относился к нашей работе. К исходу суток по телеграфу представитель Ставки обязан был доложить обстановку на фронте, сказать, что сделано за минувшие сутки. В период наиболее ответственных сражений Главнокомандующий несколько раз в сутки звонил нам и выяснял интересующие его вопросы. Надо прямо сказать: Ставка держала руку на пульсе войны постоянно.

– Говоря о руководстве войной, нам неизбежно придется коснуться личности Верховного Главнокомандующего…

— Война затронула все стороны жизни нашей страны. Надо было сплотить людей, надо было умело руководить небывалой по масштабам вооруженной борьбой, огромным и сложным хозяйством страны, перестраивать его, всецело подчиняя войне; надо было хорошо ориентироваться в мировой обстановке, не упасть духом перед лицом драматических неудач начала войны и поддержать в народе веру в победу. Думая обо всем этом, испытываешь гордость за нашу партию.

Что касается Сталина, то, надо сказать, человеком он был незаурядным, с натурой сложной, противоречивой. В силу положения на нем лежала особая ответственность. Эту ответственность он глубоко сознавал.

Это вовсе не значит, что он не делал ошибок. На первых порах войны он явно переоценивал свои силы и знания в руководстве войной, основные вопросы крайне сложной фронтовой обстановки пытался решать единолично, что нередко приводило к еще большему осложнению обстановки и тяжелым потерям.

Будучи человеком сильной воли, но с крайне неуравновешенным и жестким характером, Сталин в ту пору серьезных неудач на фронте часто выходил из себя, срывая гнев иногда и на людях, которых трудно было винить.

Но надо откровенно сказать: свои ошибки, допущенные в первые годы войны, Сталин не только глубоко пережил, но и сумел сделать из них правильные выводы. Начиная со Сталинградской операции его отношение ко всем, кто принимал участие в разработке стратегически важных решений, резко изменилось к лучшему.

– Александр Михайлович, не могли бы вы вспомнить несколько конкретных эпизодов работы с Верховным Главнокомандующим?