От Великой княгини до Императрицы. Женщины царствующего дома - Нина Молева Страница 21
От Великой княгини до Императрицы. Женщины царствующего дома - Нина Молева читать онлайн бесплатно
Но опасения великого князя оказались напрасными. Не бояре, не родные братья покойного и даже не Глинские получили власть. Великая княгиня Елена Васильевна, и она одна! Быстрота и жестокость ее решений ошеломляли. Княгиня боролась за сыновей, а верила при дворе только самой себе.
Брат покойного, князь Юрий Иванович, не собирался подчиняться малолетнему племяннику и начинает «вборзе всякия неправды делати великому князю» Ивану Васильевичу. Он тут же оказывается в темнице. Князь Андрей Иванович Шуйский пытается возмущать помещиков и так называемых детей боярских, переманивает их к себе на службу — также попадает за решетку.
Никаких поблажек великая княгиня не допускает и в отношении своих прямых родственников. Михайла Глинский, конечно, рассчитывал на руководство государством при племяннице. Он осмеливается возмутиться положением, которое великая княгиня предоставляет Овчине-Телепневу-Оболенскому. Мало того, что возмутиться, но даже сделать великой княгине прилюдный выговор. Князь не только немедленно попадает в темницу, но и необъяснимым образом почти сразу кончает в ней свои дни. Политические узники содержались в Кремле, рядом с великокняжеским теремом, с которым темницы соединял специальный переход — так придумала великая княгиня.
Познакомившись с характером великой княгини — иностранные дипломаты станут называть Елену Васильевну «правительницей», — многие из знатных вельмож предпочтут обратиться в бегство. Бояре Семен Бельский и Ляцкий сумеют добраться до Литвы и оттуда будут безуспешно добиваться возвращения своих вотчин, которые правительница отберет в казну.
Сколько иностранных правителей разочаруется в своих надеждах на ослабление московского правительства! Польский король Сигизмунд самоуверенно потребует возвращения Московским государством всех городов, завоеванных Василием III, и получит немедленный отказ. Соединившись с крымским ханом, Сигизмунд объявит войну Москве и позорно ее проиграет. Действия русского войска во главе с Овчиной-Телепневым окажутся настолько успешными, что в 1536 году противникам придется согласиться на перемирие, выгодное для Москвы. В составлении его условий Елена Васильевна будет принимать самое деятельное участие.
Удачно сложатся у правительницы отношения и со шведским королем Густавом Вазой. По заключенному с ним договору Швеция брала на себя обязательство не помогать ни Литве, ни Ливонии и обеспечивать свободную торговлю.
Так же уверенно принимает правительница решения и в отношении укрепления Москвы. Это по ее мысли строится московский Китай-город, защитивший богатейший наш торг и посад. Даже решительный и удачливый в бою Овчина-Телепнев предпочитает не спорить с правительницей и не рассчитывает на уступки с ее стороны. Единственная «семейная» черта в их жизни — то, что мамкой будущего Грозного становится сестра боярина, Аграфена Федоровна Челядина. Так было спокойней великой княгине.
И все же удача ей слишком скоро изменила. Великой княгини Елены не стало в апреле 1538 года. Ни москвичи, ни иностранные дипломаты не сомневались: от яда. Валявшемуся в ногах у бояр восьмилетнему Грозному не удалось вымолить пощады ни боярину Овчине — его уморят в темнице голодом, — ни мамке Аграфене — ее насильно постригут в дальнем северном монастыре. Ребенку все помогало стать Иваном Васильевичем Грозным.
Белесоватый разлив воды чуть слышно сочится сквозь длинную вереницу свай. Деревянная кладка гнется под упругой струей. Мутные гребешки нехотя сплескиваются на исхоженные доски. В продернутом рябью тусклом зеркале предосенняя синева наливается свинцом, гаснет кипень изорванных облаков. Река Серая…
Над разнобоем сгрудившихся у берега домов распахнутое звонкой зеленью полотнище холма. Слепящая белизна крепостных стен. Тонкий росчерк редко саженных стволов (почему лиственница?). И среди ухабистой россыпи булыжников ворота. Простые. Неприметные. Надпись: «Успенский девичий монастырь… основан… 1642…»
Конечно, можно сказать и так (хотя историки уже успели уточнить: не 1642-й, но 1651-й). Можно (хочется!) иначе. В XIII столетии это земля Переславского княжества, вместе со всем княжеством перешедшая к самому Александру Невскому, с 1302 года к его младшему сыну Даниилу Московскому — к Москве. И поселения здесь назывались по-разному. Слобода Великая. Потом Слобода Старая и село Новое Александрово, как завещал его сыну Иван III. Наконец, Александрова слобода и город Александров, тот самый, куда так часто отходят электрички с московского Ярославского вокзала. Монастырская стена, заменившая после Смутного времени крепостную — кремлевскую, захватила немногим больше половины бывшего городища. И все же адрес веков и столетий — дорога в Поморы, слобода на реке Серой и уточнение — «в дву поприщах», днях езды, от Москвы.
Того города нет давно. Так давно, что стерлась на земле всякая память о давних улицах, площадях, по которым торжественными поездами проезжали посланники Крымского и Ногайского ханов, Ливонского ордена, Речи Посполитой, Датского короля. Проезжали, восхищались красотой строений, богатством жизни, удивлялись жесткому порядку — без ведома царя в слободе «даже птицы не могла перелететь границу». Семнадцать лет волей Грозного была здесь столица Руси, и семнадцать лет, казалось, колебалась судьба исконной ее столицы — Москвы.
…Тонкими струйками вскипает в Серой ил между жидких камышей. И где-то совсем рядом — у дощатого забора? вон под теми пропыленными яблонями? — ушли под воду, разогнавшись с горы, «ярые» кони, колымага, втиснутая за узорные дверцы княжна Марья Долгорукая. Так приказал, «раскручинившись», после первой ночи с незадавшейся царицей-однодневкой Иван Грозный.
Припомнилась ли ему двумя неделями раньше с ним повенчанная и уже схороненная «царская невеста» — Марфа Собакина? Или снова пришла на мысль та далекая, так в лицо и не увиденная королевна из Кракова, Катажина Ягеллонка? Не высватал ее Грозный невестой, годами добивался силой отобрать у мужа, благо был тот в плену у собственного брата — шведского короля. И вот строки из дипломатического документа, продиктованного в Александровой слободе, — одно из условий русско-шведского мирного договора: «А нечто король… Катерины к царю не пришлет и та докончательная грамота не в грамоту и братство не в братство».
Не вышло даже так. Муж Катажины сам вступил на шведский престол, и Грозному пришлось, уходя от дальних объяснений, писать: «А много говорить о том не надобеть, жена твоя у тебя, нехто ее хватает… нам твоя жена не надобе… А грамота кто знает, написася, да и минулося».
…После затаившихся в шорохе сохнущей травы больничных палат это как обрывок исчезнувшего города. Разворот двухэтажных стен с редкой россыпью мелких окон: чуть выше — чуть ниже, пошире — поуже, всегда в угрюмом плетении кованых решеток. Плиты белокаменной мостовой. Крытое крыльцо. Длинные узкие ступени, вздыбившиеся к широко распахивающимся где-то там, наверху, сводам. Удивительный по остроте (по образу?) контраст: снаружи — замкнувшаяся в себе, отгородившаяся от мира крепость с настоявшимся травяными отсветами сумраком окон, внутри — в дымке клубящихся невидимой пылью солнечных лучей торжественная палата для людей, для праздников, для «мира». И хотя сегодня не отыщешь в натуре подробностей рисунков слободского кремля, которые делал при Грозном художник датского посольства, ощущение контраста у того далекого рисовальщика было тем же самым. Так, видно, и были задуманы домовая церковь и дворцовая пристройка Василия III.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments