Рыцарство. От древней Германии до Франции XII века - Доминик Бартелеми Страница 21

Далее Григорий Турский излагает (или перетолковывает) речь Гунтрамна, обращенную к его епископам, в похвалу Хильдеберту II как «человеку умному и деятельному», весьма осторожному и энергичному. «Тогда король добавил: “Правда, мать его, Брунгильда, грозила мне смертью”», но Бог Псалтыря вырывает праведника из рук его врагов. Гунтрамн мог рассчитывать на Него, тем более что эта угроза была не слишком реальной! Важно, что он сам со своими племянниками, он, посвятивший в воины подростка, крестный отец новорожденного (которого тем не менее не решались показать ему, опасаясь, как бы он не убил младенца — этот добрый Гунтрамн!), а также с лендами остались среди людей — как настоящие люди, активно обсуждающие, как отомстить за недавнюю (в 584 г.) смерть своего родича Хильперика.

Так Григорий Турский в очень суггестивной манере излагает воинское (если угодно, германское), христианское (скорей, ветхозаветное) и мачистское политическое заявление Гунтрамна. В свете этого заявления посвящение Хильдеберта имело для последнего сразу два нераздельных аспекта ^[37]. Это как подчеркивание связи между обоими королями, так и утверждение взрослого и совершеннолетнего статуса Хильдеберта II, а значит, его правомочности царствовать — правомочности, на которой Гунтрамн настаивает, чтобы добиться признания племянника «общиной», как сказал бы Тацит, то есть, для 585 г., политическим сообществом лейдов и епископов, из которых и состоит реальное общество в королевстве, со своими собраниями и остами.

Значение этого обряда исполнения представляется тем большим, что, когда закончится царствование Дагоберта (умершего в 639 г.), меровингские короли уже будут считаться только несовершеннолетними, они будут обречены жить под опекой майордомов, а потом — герцога франков (Карла Мартелла), потомка одного из последних, вплоть до низложения последнего Меровинга (Хильдерика III в 751 г.). После этого в королевских династиях будут проводиться, для наделения наследников правомочностью, помимо обрядов посвящения в воины также обряды избрания и миропомазания.

Как и посвящение в воины у германцев, мимоходом упомянутое Тацитом, эта передача оружия Хильдеберту II имеет ряд сходных черт с феодальным посвящением в рыцари, тоже важным, как мы увидим далее, как для закрепления связи между посвятителем и посвящаемым, так и для придания последнему статуса взрослого воина. С другой стороны, в XI и XII вв. за посвящением в рыцари, как и в данном случае, последуют какие-либо притязания. Можно будет сказать, что рыцаря скорей создавали эти обряды, чем рыцарство в точном и куртуазном смысле слова; на рубеже тысяча сотого года они часто способствовали сохранению грубого идеала древности и раннего Средневековья, прежде чем их мало-помалу присвоило настоящее рыцарство.

Тем временем, хотя можно говорить и об эволюции римских начал, в меровингские времена происходило и некое становление германского характера. Символика оружия вела к возникновению новых обычаев (захоронения в полном вооружении). К новым обычаям также, по-видимому, относятся упомянутые мимоходом у Григория Турского лишение оружия и вызовы на бой, неведомые в древней Германии, но практикуемые в меровингской Галлии, где судебная система и социальное взаимодействие, несомненно, были сложней. Король Хильперик в 576 г. велел разоружить своего сына Меровея, который не подчинился его приказам ^[38], а в 587 г. в присутствии короля Хильдеберта II отобрали оружие у герцога Гунтрамна Бозона, чтобы временно отрешить его от должности.

За некоторое время до этого тот же персонаж, этот интриган, хорошо знакомый Григорию Турскому, предстал перед королем Гунтрамном в качестве посла Хильдеберта II. Гунтрамн обвинил его в тяжком преступлении — подстрекательстве претендента Гундовальда к узурпации его трона в 585 г. На это Гунтрамн Бозон возразил: «Ты сидишь на королевском троне как король и господин, и никто тебе не смеет перечить. Я же признаюсь, что я невиновен в этом деле. И если есть кто-нибудь, равный мне, кто тайно ставит это преступление мне в вину, пусть теперь выйдет и, не таясь, скажет. Ты же, о благочестивейший король, предоставь это суду Божию, чтобы он решил, когда он увидит нас сражающимися в единоборстве». «Все хранили молчание». Насколько мне известно, это первое упоминание о поединке между знатными людьми у франков — во всяком случае предложенном. Доказывает ли это, что такой обычай был новым, недавним? Нет, потому что ни один источник не отличается насыщенностью той части «Истории франков» Григория Турского, в которой автор рассказывает о своем времени (времени сыновей Хлотаря I, 561–592 гг.). Но это важная веха в истории воинских обычаев, потому что на рубеже тысяча сотого года в поединке, равно как и в посвящении в рыцари, будет в конечном итоге проявляться рыцарский дух как таковой.