От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868-1918 - Эдуард Экк Страница 21

Государь перекрестился и тихо проговорил:

– Слава богу, значит, война все же принесла пользу, и жертвы были не напрасны.

Встав, государь добавил:

– Спасибо тебе, что ты говоришь всю правду своему государю, – обнял меня, поцеловал и на этот раз не помешал мне поцеловать его руку.

Это было около полудня 8 февраля 1881 года, а 1 марта государя не стало. Но образ государя императора Александра II и пребывание с ним с глазу на глаз навсегда оставили во мне неизгладимое впечатление, особенно слова: «Спасибо тебе, что ты говоришь всю правду своему государю».

В это же пребывание в Петербурге мне, наконец, удалось повенчаться с моей невестой, с которой мы пробыли в разлуке свыше двух лет, и в обратный путь на Константинополь и Филиппополь мы выехали уже вдвоем.

Наше первое путешествие прошло не совсем гладко. Едва успели устроиться в купе, как на высоте Колпина поезд остановился, произошла какая-то серьезная поломка и мы простояли до тех пор, пока из Петербурга не подали новый состав. Вагоны не успели обогреться, и мы порядком озябли в течение первых часов пути.

В Одессе рейд оказался замерзшим, ледоколов еще не было, и пришлось прожить в Одессе 12 дней, так что до Константинополя мы добрались лишь в последних числах февраля.

1 марта вечером было получено известие о кончине государя и о воцарении императора Александра III. На панихиде в Посольской церкви не только мы стояли подавленные, но и по лицам всех иностранных послов и приехавших в большом числе чинов посольств было видно, что они не только отбывают долг вежливости, но вместе с нами переживают весь ужас совершенного злодеяния. Гостившая у посла старушка баронесса Боде, войдя в церковь, опустилась на колени и так разрыдалась, что упала на пол и, рыдая, пролежала всю панихиду.

В Константинополе я уже не застал князя Лобанова. Он был перемещен послом в Вену, а на его место в Константинополь прибыл бывший много лет послом в Вене статс-секретарь Новиков, находившийся под сильным обаянием австрийского премьера графа Андраша.

Когда я доложил послу о намеченных мероприятиях по укреплению вооруженных сил Восточной Румелии, отметив, что все эти мероприятия одобрены министром иностранных дел статс-секретарем Гирсом, и просил его содействия, то посол воскликнул:

– Вы забываете, что Австрия едва допускает существование Восточной Румелии, мое имя – это мир, а вы хотите мне навязать проведение военных мероприятий.

Едва удалось заручиться его содействием.

В Филиппополе уже не оказалось моего друга и сотрудника князя Церетелева. Тяжкий недуг заставил его уехать в отпуск, а затем и совсем покинуть службу. В следующем году этот недуг свел его в могилу на 43-м году жизни.

Отъезд князя Церетелева явился большим ущербом для нашего дела в Восточной Румелии.

В начале лета были благополучно доставлены в Бургас винтовки с Тульского завода и патроны с завода Гилленшмидта. Прибыли военный прокурор полковник Хольмблат и командир учебной конной сотни, донской казак есаул Дубовской.

Полковник Хольмблат был выбран лично главным военным прокурором В. Д. Философовым, и выбор оказался весьма удачным. К началу открытия сессии Областного собрания полковник Хольмблат выработал проект уставов дисциплинарного, военно-уголовного и военно-судебного, внес их и доложил собранию на чистом болгарском языке.

Выбор есаула Дубовского состоялся следующим образом: военный министр направил меня к начальнику Офицерской кавалерийской школы. В то время как я поджидал генерал-лейтенанта Тутолавина, в школу вошел великий князь Николай Николаевич – старший. Увидав меня, он спросил:

– Что ты тут делаешь?

На мой доклад великий князь сказал:

– Весной оканчивает школу есаул Дубовской, рекомендую тебе его как отличного во всех отношениях офицера.

Стоит заметить, для милиции московским купцом Селивановым были доставлены семь тысяч пар сапог отличного качества и по весьма сходной цене, по 2 рубля 70 копеек.

Когда же к нему обратились с таким же предложением на следующий год, Селиванов сам приехал в Филиппополь и так закутил, что не было с ним сладу. Он заявил, что он подарит сапоги, а подряда не возьмет. Когда же председатель Постоянного комитета ему ответил, что подарка они не могут принять и просят его взять подряд, как и в прошлом году, Селиванов обиделся и уехал в Москву, не дав никакого ответа.

Вообще, мы не сумели установить экономической связи с болгарами, а, между тем, сделать это было легко, стоило начать с книг, которых так просили болгары, от учебников по всем предметам, научных книг и до нашей литературы.

Предметами немедленного ввоза могли служить: наш керосин, качеством выше американского и дешевле; сахар легко вытеснил бы австрийский, как несравненно высший по качеству, но при непременном условии доставки его малыми головками, в пять-шесть фунтов или колотым в кусках; все изделия хлопчатобумажной промышленности, особенно ситец, при условии подгона рисунков под местный вкус. А через некоторое время, несомненно, пошли бы в ход наши шелка, бархат, парча, обувь и все кожаные изделия.

Обо всем этом поднимался вопрос, горячо хлопотал председатель славянского комитета, составлялись грандиозные проекты. Но все оставалось в области разговоров и проектов, потому что московские промышленники, привыкшие при нашей покровительственной системе к легкой наживе, считали недостаточными для себя те барыши, которые им сулила торговля с Болгарией и Восточной Румелией.

А пока мы говорили, иностранные товары, в большинстве австрийские, окончательно заполонили болгарский рынок.

Водворяя на Восточно-Румельскую службу новых лиц, пришлось одновременно приступать к избавлению офицерской среды от вкравшихся в нее нежелательных элементов.

В самом начале 1881 года вспыхнуло восстание в богатом Кырджалисском округе, населенном помаками, то есть болгарами-мусульманами. Для подавления восстания были двинуты три дружины под командой капитана Яперова.

Восстание было быстро подавлено, но при этом трое из офицеров позволили себе награбить известное количество скота.

Начальник милиции Штреккер-паша всеми силами старался раздуть это дело, всюду жаловался на наших офицеров, и только я успел вернуться в Филиппополь, начал мне доказывать, что все офицеры совершенно не соответствуют своему назначению, что весь Кырджали ограблен, а жители разорены. На вопрос, провел ли он расследование, Штреккер-паша ответил, что и без расследования все слишком ясно.

Тогда я сам произвел расследование, которое показало, что после усмирения восстания три офицера пригнали в город Хасков несколько десятков голов скота, которые продали, причем один из ротных командиров наивно выдал расписку в получении денег за награбленный скот.

Деньги пострадавшим были тотчас уплачены, виновные офицеры вызваны обратно в Россию и высочайшим повелением навсегда исключены из службы.