Фавориты Екатерины Великой - Нина Соротокина Страница 21

В результате следствия выяснилось, что никаких политических мотивов за действиями Мировича не стояло, им руководила личная обида. Но Екатерина не верила, что молодой подпоручик сам, один, решился на такой безумный шаг. Кроме того, она боялась волнений в городе. Но в Петербурге было тихо. В процессе следствия выяснилось, что у Мировича был один сообщник — поручик Великолуцкого полка Ушаков, но поручик утонул при невыясненных обстоятельствах. Мирович во всём покаялся, взяв всю вину на себя.

На этот раз дело кончилось казнью. Подпоручик Смоленского пехотного полка Василий Мирович был казнён на Петербургском острове, на Обжорном рынке, при огромном скоплении народа. На Руси уже больше двадцати лет не казнили смертью, плетьми били, через строй прогоняли — такое было, но чтоб головы рубить… Державин писал, какое впечатление на всех произвело это действо: «Народ, стоявший на высотах домов и на мосту, не обвыкший видеть смертной казни и ждавший почему-то милосердия государыни, когда увидел голову в руках палача, единогласно ахнул и так содрогнулся, что от сильного движения мост поколебался и перила обвалились».

Казнь Мировича произвела в Европе много шума. Дашкова пишет: «За границей же, искренне или притворно, приписывали всю эту историю ужасной интриге императрицы, которая будто бы обещаниями склонила Мировича на его поступок, а потом предала его. В моё первое путешествие за границу мне стоило большого труда оправдать императрицу в этом двойном предательстве. Все иностранные кабинеты, завидуя значению, какое приобрела Россия в царствование просвещённой и деятельной государыни, пользовались всяким самым ничтожным поводом для возведения клеветы на императрицу».

Дома тоже пожимали плечами, помня присказку: «Ищи того, кому это выгодно». С убийством Ивана был удалён последний законный претендент на трон. Никаких обвиняющих документов нет. Но и на Бориса Годунова тоже нет документов, а его уверенно считают убийцей царевича Дмитрия. Некоторые историки и по сию пору видят в деле Мировича узор интриги. Пытаются даже приплести к этому делу братьев Орловых, но уж Григорий никак не мог иметь к этому отношение. Во время поездки императрицы по Прибалтике он находился при ней неотлучно. Соловьёв пишет, что в Нарве, где происходила торжественная встреча Екатерины, «на немецкие речи эстляндского рыцарства и нарвского бургомистра именем императрицы отвечал по-русски граф Григорий Григорьевич Орлов».

Пишу про Нарву, потому что это ещё одна подробность, один кусочек мозаики, из которой приходится строить образ Орлова. О Григории Григорьевиче трудно сочинить внятный рассказ. Смотришь на его портреты — красавец, лицо прекрасное, сила, рост, а в отзвуках современников он как-то неприметен: ни одного скандала или сколько-нибудь громкого события, в работе честен, исполнителен, неярок. Современники отзываются о нём или хорошо, или никак, одна Дашкова всю жизнь испытывала к нему устойчивую неприязнь. Она пишет, что императрица попросила Панина обрисовать ей портрет Мировича. И тот обрисовал портрет злодея, «составлявший точный снимок с Григория Орлова, самонадеянного вследствие своего невежества и предприимчивого вследствие того, что не умел измерить глубину и обширность замыслов, которые он думал легко исполнить с помощью своего скудного ума».

В этом высказывании слышится какой-то опасный намёк, ну и, конечно, неуважение и ненависть. Что касается невежества, то, безусловно, Екатерина Дашкова была куда образованнее фаворита, но и здесь есть что возразить. Живя рядом с Екатериной, Григорий Орлов пристрастился к чтению, он был в курсе всех театральных дел, занимался самообразованием, каким-то боком заинтересовался науками, начинающий драматург Фонвизин преподнёс ему свой первый опус — «Альзира», перевод Вольтера. И Орлов «Альзиру» читал, потому что известно — одобрил.

Орлов был хорошо знаком с Ломоносовым и очень чтил его и как учёного, и как поэта. Именно Орлов уговорил Екатерину посетить «учёную келью статского советника и профессора господина Ломоносова». О визите императрицы даже написали в «Санкт-Петербургских ведомостях» от 15 июня 1764 года, их императорское величество «изволили смотреть производимые им (Ломоносовым) работы мозаичного художника для монумента вечнославной памяти государя императора Петра Великого, также новоизобретённые им новофизические инструменты и некоторые физические и химические опыты, чем подать благоволила новое высочайшее уверение о истинном люблении и попечении своём о науках и художествах в отечестве».

После смерти Ломоносова Орлов приобрёл у вдовы его бумаги и велел своему секретарю Казицкому привести наследство великого человека в порядок. Архив Ломоносова хранился у Орлова в доме «в особом покое».

Орлов также принимал живое участие в судьбе архитектора Баженова, когда тот находился в трудном положении. Баженов только что вернулся из-за границы, где учился. Российская академия художеств, несмотря на его большие успехи, приняла его холодно. Тот в конце концов обиделся, разругался и ушёл из академии, оставшись без средств и без заказов. Тогда Григорий Орлов взял его к себе на службу. Как уже говорилось, Орлов занимался делами артиллерии и фортификации, поэтому он испросил у императрицы для своего подопечного военный чин. Так архитектор стал по совместительству капитаном артиллерии.

В это время Екатерина мечтала о строительстве новых городов, о возрождении старых, она, что называется, болела архитектурой. Именно Орлов предложил императрице привести в порядок Московский Кремль. Застройка внутри Кремля в то время находилась в ужасном запустении. Старые храмы обветшали, а главное, они совершенно не соответствовали вкусам и моде того времени.

Баженов был уже своим человеком у Орлова. Он разработал фантастический проект реконструкции Кремля. Остался макет будущего строения, даже в карликовом виде он производит сильное впечатление. Баженов замыслил застроить Кремль одним исполинским дворцом, старые соборы внутри этого объекта играли бы чисто декоративную роль. Со времён Петра Великого считалось, что древняя русская архитектура нам больше не нужна. Проект Баженова был хорош, но, сознаемся, это счастье наше, что он не был осуществлён. Помешали война с турками, чума и отсутствие денег. Мы не можем благодарить Орлова за идею перестройки Кремля, но благодарны уже за то, что она была вовремя остановлена.

А что касается скудного ума, то, видимо, Григорий Григорьевич был, как говорят сейчас, человек «простой», или простосердечный. В отличие от принятой при дворе нормы, он не любил интриговать, не умел притворяться. В этом искусстве его госпожа далеко обошла своего фаворита. Недаром Пушкин называл Екатерину образцовой лицемеркой. И ведь не возразишь! Она была творческим человеком, умна безмерно, отлично понимала людей, но даже Державина, который одно время ходил у неё в секретарях, она находила неумным работником. Неумным, потому что хитрости ни на грош, всё борется за справедливость, обижает людей и получает шишки — речь идёт о губернаторстве Державина. Не интрига сделала Орлова фаворитом Екатерины, а любовь. Он не старался делать карьеру, потому что карьеру ему делала она сама, но если нужна была его помощь, он принимался за работу безотлагательно и старался делать её хорошо. Оговоримся — если не мешал темперамент. Орлов был вспыльчивым человеком, забиякой, а во хмелю и скандалистом. Как было принято при дворе, он принимал участие во всех дворцовых забавах, а это пиры, маскарады, карты и женщины. Видимо, увлечение женщинами было более-менее умеренным, Екатерина не потерпела бы открытой связи. Во всяком случае, имён его дам я назвать не могу.