Кирилл Лавров - Наталья Старосельская Страница 21

Мы склонны сегодня осуждать любые порывы советского времени, объясняя спектакли, фильмы, книги неискренностью или льстивостью их творцов, но так ли это? Конечно, всякое бывало в нашем прошлом — и льстили, и заискивали, и искали выгод, но ведь далеко не все и далеко не всегда. Люди верили — совсем не обязательно в коммунизм, который должен был обязательно воцариться в нашей стране. Люди верили в людей; в то, что, вступив в партию, можно улучшить ее на одного честного человека, а чем их будет больше, тем больше фальши уйдет из нашей жизни. Верили в то, что, помогая кому-то, ты делаешь этого человека выше, свободнее, чище. Верили в то, что название книги Юрия Германа «Я отвечаю за все!» — не пустые и звонкие слова, а девиз, путеводная звезда, которая непременно приведет страну к счастью, потому что, только будучи за все в ответе, можно строить новую жизнь.

Люди умели верить и хотели верить. Даже самые прозорливые и мудрые из них. Время было такое, и оно еще долго оставалось таким, доставшись отчасти и моему поколению… Не будем судить — попытаемся понять. Это гораздо сложнее, но без этого нельзя.

Роль Сергея Серегина была небольшой по объему, но чрезвычайно важной по значению — и для спектакля, и для Товстоногова, и для Лаврова. И следующей его работой в театре оказалась роль отнюдь не главная, скорее, эпизодическая — роль «короля прессы» Чарлза Говарда в спектакле «Четвертый» К. Симонова. Она была не менее важна для спектакля в целом, чем роль Сергея в «Иркутской истории».

Вот как вспоминал об этом спектакле Эмиль Яснец: «Узкая фигура Говарда словно стилет разрезает пространство жизни. Бесстрастно-окаменевшее лицо Говарда — лицо-маска. В его безынтонационном голосе, в резко-энергичной крутизне односложных „да“ и „нет“, постепенно спадающих до едва различимого шепота, — человек-автомат. Выхолощенный, лишенный капли тепла и капли живой крови… Он более мертв, чем те, кто являются из памяти Четвертого, — памяти прошедшей войны. Но Говард жив. Об этом говорит лишь одна — но какая! — деталь: в минуты крайнего удивления его „привинченная“ к туловищу голова, подобно улитке, медленно выползает из воротника-раковины. Гротескная подробность выдает присутствие живого начала в заведенном раз навсегда механизме.

Внезапность и острота наблюдений, сгущенных до какого-то пароксизма, — химера в облике человека — била как разряд электрошока. Лавров поразил воображение зрителей еще и тем, что ничего общего с предыдущими работами здесь не было, — совершенно новый пласт творческих возможностей. Никакой прозрачности, никаких акварелей! Жесткий контур, несколько выпуклых деталей — вот и все».

Роль Говарда высоко оценил Юрий Сергеевич Лавров, вообще к сыну чрезвычайно строгий и требовательный. После этой работы он сказал Кириллу: «Да, кажется, из тебя может что-то получиться». И Ольга Ивановна, увидев спектакль, поняла, что сын выбрал правильную, единственную для него дорогу. По воспоминаниям Натальи Александровны, она вернулась домой после спектакля, потрясенная увиденным и по-настоящему счастливая тем, как неожиданно и сильно раскрылся ее Кирилл в этой роли…

Две роли, сыгранные подряд — Сергей и Говард, — обозначили амплитуду дарования артиста, который был к тому времени молодым мужчиной в полном расцвете сил, обладающим индивидуальным творческим почерком, незаурядными личностными чертами, гибкой и подвижной актерской природой.

А после «Четвертого» — словно специально Георгий Александрович Товстоногов придумал для Лаврова такие американские горки! — Кирилл Юрьевич сыграл в спектакле «Гибель эскадры» А. Корнейчука матроса Палладу. Здесь перед зрителями предстал дуэт «неотразимых кавалеров всех портов нашей планеты и верных кочегаров революции» Фрегата и Паллады, сыгранных Сергеем Юрским и Кириллом Лавровым. Два дышащих юмором весельчака становились как будто отдельным концертным номером в спектакле — под гитарный перебор появлялись они на палубе, развлекая моряков песенками, танцами, шуточками. Они были разными, но неразделимыми, их главной задачей было доказать и показать, что революция — не только трудное и кровавое дело, но и по-своему веселое, радостное, потому что в ней и только в ней добываются свобода, равенство и счастье для всех. Для всех сразу!..

По складу своего характера Лавров был человеком очень веселым и смешливым, жаль, что ему довелось сыграть мало ролей, где эти «природные» черты могли бы раскрыться полно и ярко. Их отсутствие на сцене он старался порой реализовать в реальности. Вспоминал не раз один эпизод, относящийся уже к гораздо более поздним временам.

На сцене Большого драматического шел спектакль «Традиционный сбор». Лавров в нем занят не был, но однажды, оказавшись во время спектакля в театре, не удержался и выскочил на сцену в тот момент, когда Ефим Копелян, игравший в спектакле известного кинорежиссера, раздавал автографы. Смешавшись с толпой, Лавров подошел к Ефиму Захаровичу и попросил автограф — Копелян оторопел, а потом начал смеяться. Сцена «смазалась». Кирилла Юрьевича вызвали к Товстоногову, который жестко отчитал артиста, «а я стоял мокрый, красный и сгорал от стыда», — вспоминал Лавров…

После Говарда и Паллады, двух полярных ролей, Кирилл Лавров уверенно перешел из разряда учеников в разряд мастеров, проявив разнообразные способности, испытав себя в разных жанрах. И каждую новую роль Кирилл Лавров подвергал все более глубокому анализу — что было особенно дорого и важно для Георгия Александровича Товстоногова.

Благополучно складывалась его жизнь и в кино, хотя благополучие это было весьма относительным. Лаврова снимали много, но крупных, значительных работ в кинематографе пока не было — в основном эксплуатировали его обаяние, молодость, энергию. Но случайным эпизодическим лицом на «Ленфильме» Кирилл Лавров теперь не был, сыграв к 1961 году в таких фильмах, как «Медовый месяц» у Н. Кошеверовой (Кирилл, комсорг), «Дорогой бессмертия» у режиссера А. Читинского (Мирек), «В дни Октября» у С. Васильева (Вася), «Андрейка» режиссера Н. Лебедева (прапорщик Звонков), «Ссора в Лукашах» М. Руфа (Костя Ласточкин), «Домой» А. Абрамова (Федор), «Повесть о молодоженах» С. Сиделева (Летчик), «Третья, патетическая» И. Ермакова (Валерик)…

Разумеется, удовлетвориться этими работами Лавров не мог — главные его кинороли были впереди, до них (по крайней мере, до «Живых и мертвых») оставалось еще несколько лет, но театр дарил ощущение счастья от профессии, которая уже, словно журавль, вопреки поговорке, оказалась не в небе, а в руках. Благодаря Георгию Александровичу Товстоногову. Благодаря Большому драматическому театру с его неповторимой атмосферой, с его труппой, с его репертуаром.

Но, по словам дочери Кирилла Юрьевича, Марии, он не был уверен в себе — все равно постоянно мучился, переживал. Зная высокие требования Георгия Александровича Товстоногова, зная мастерство труппы, Лавров считал себя все еще учеником, подмастерьем. Он боялся каждой новой роли, сильно волновался перед каждым спектаклем. Так продолжалось, по словам Марии Кирилловны, едва ли не всю жизнь, что свидетельствует о высокой ответственности за дело, которому он служил…

В 1961 году репертуар Большого драматического театра пополнился пьесой «Океан» А. Штейна, в которой Кирилл Лавров сыграл молодого морского офицера Платонова, главную роль в спектакле.