Лени Рифеншталь. Мемуары - Лени Рифеншталь Страница 21

Поскольку затормозить я не смогла, то стала просто-напросто уворачиваться от повозок, ехавших в гору. Каким-то чудом это удалось. Когда же я оказалась внизу, на оживленных улицах, несчастья было уже не избежать. Разминувшись с несколькими автомобилями, я прямехонько устремилась на большую пивную повозку, запряженную двумя лошадьми, — и в следующее мгновение лежала вместе с велосипедом у них под брюхом.

В сознание я пришла только на вилле Фанка. К счастью, все окончилось легким сотрясением мозга и ссадинами на коже.

На следующий день приехал Луис Тренкер. Он был общительным, веселым, блистал остроумием, не то что при встрече в гостинице «Карерзее». С первой же минуты мы нашли общий язык, будто много лет были друзьями. Фанк принес из подвала несколько бутылок редких вин, для меня это было рискованно, так как спиртное я переношу только в малых дозах — достаточно одного бокала пива, чтобы на меня навалилась усталость. Но, шалея от радости общения с Фанком и Тренкером, от разговоров о нашем фильме, я поучаствовала в «пробе вин» от начала до конца.

Было уже за полночь, когда Арнольд, оживившись, предложил выпить шампанского на брудершафт и чокнуться за удачу фильма. Когда он вышел из комнаты, Тренкер обнял и поцеловал меня. Виновато тому было шампанское, или радость от предстоящей работы, или же сама атмосфера, но, охваченная доселе не известным мне чувством, я впервые испытала удовольствие в объятиях мужчины. Когда Фанк возвратился и увидел нас, лицо его побледнело. Я высвободилась из рук Тренкера, поняв, что произошло нечто, угрожающее нашим планам. Неужели рухнет моя мечта сыграть в «Святой горе»? На какое-то мгновение воцарилась нестерпимая тишина. Тренкер встал и проговорил:

— Уже поздно, мы уходим, я провожу Лени до гостиницы.

Фанк возразил:

— Нет, я сам провожу Лени.

Тренкер, довольный, что может уйти, сказал, пожимая мне руку:

— Завтра утром перед отъездом в Боцен я зайду к тебе.

Я бы предпочла пойти с ним, но неудобно покидать Фанка в таком состоянии. Едва мы остались одни, Арнольд дал себе волю и разрыдался как ребенок. Из малопонятных, бессвязных слов я узнала, сколь велико было его чувство, какие планы он строил, о чем мечтал, как ужасно ранило мое объятие с Тренкером. Я попыталась утешить беднягу. Он стал гладить мне руки и вымолвил:

— Ты — моя Диотима. ^[78]

Это было имя моей героини в «Святой горе». Подавая пальто, он проговорил:

— Пойдем в гостиницу, тебе нужно отдохнуть. Прости меня.

Мы молча шли по улицам — воздух был холодным и влажным. Неожиданно возле небольшого мостика Фанк остановился, издал глухой крик и быстро побежал по склону, собираясь броситься в реку. Я догнала его, обвила руками за шею в отчаянной попытке удержать и стала громко звать на помощь. Фанк был уже почти по пояс в воде, моих сил не хватало, чтобы вытащить его на берег. Но я как клещами вцепилась руками в него. Потом послышались крики. Все произошло очень быстро. Мужчины вытащили страдальца из воды; он дрожал от холода и уже не сопротивлялся. Мы доставили Арнольда на такси во фрайбургскую больницу. У него началась горячка, он бредил. Мне разрешили остаться, пока больной не заснет. Подавленная, несказанно опечаленная, я поехала в гостиницу. Что будет дальше? Как мне быть? В сложившихся обстоятельствах о съемках не могло быть и речи. Всё это вопросы — и нет на них ответа. Так я промучилась до рассвета.

Рано утром в дверь постучали. Когда я открыла, передо мной стоял Тренкер. Одно мгновение мы смущенно смотрели друг на друга, потом обнялись, я расплакалась и рассказала, что мне пришлось пережить ночью.

— Он сумасшедший, — раздраженно заявил Тренкер. — Не беспокойся, ему скоро станет лучше. Я это знаю, так уже было однажды во время съемок, и в более тяжелой форме.

— А наш фильм?

Тренкер пожал плечами:

— Надо подождать, пока он успокоится.

Тут дверь, которую я по легкомыслию не заперла, открылась, и вбежал разъяренный Арнольд. Он словно одержимый вцепился в Тренкера, а тот, будучи сильнее, схватил безумца за руки и крепко держал. Но Фанк вырвался и снова набросился на соперника. Началась отвратительная драка, которая становилась все ожесточеннее. Я попыталась разнять мужчин, плакала, умоляла перестать — всё напрасно. Тогда я подбежала к окну в эркере, распахнула его и вскочила на подоконник, будто собиралась выброситься. Это подействовало. Драка прекратилась, и Фанк покинул номер.

Не попрощавшись с Фанком, я ближайшим поездом уехала в Берлин в полной уверенности, что все кончено. Но мои страхи оказались напрасными. Вскоре принесли цветы и записку от Арнольда и письмо от Луиса. Мой режиссер, кажется, примирился с тем, что я видела в нем лишь друга.

Тем не менее не нужно быть пророком, чтобы предвидеть — на съемках возникнут сложности. Моя озабоченность усилилась еще больше, когда я узнала, что Зокаль, о котором я ничего не слышала после нашей размолвки в Цюрихе, участвовал с долей в 25 процентов в финансировании «Святой горы». А кроме того, еще и купил общество «Берг унд шпортфильм гезелльшафт» Фанка вместе с принадлежавшей тому копировальной фабрикой во Фрайбурге. Фанк ничего не говорил мне об этих сделках с Зокалем. Мои опасения, что при работе над фильмом будет еще немало сюрпризов, только усилились.

Тем временем подготовительные работы продвинулись настолько, что съемки должны были начаться в первых числах января в Швейцарии, в Ленцерхайде. ^[79] Только теперь до меня дошло, что я не имею никакого представления о спуске с гор на лыжах. В те времена, почти шестьдесят лет назад, лыжи еще не были так популярны, как сегодня. Но мне не хотелось осрамиться, и потому я решила тайком брать уроки у Тренкера, который до работы над фильмом намеревался вместе с оператором Шнеебергером ^[80] провести съемки в Доломитовых Альпах. И я решила поехать в Кортину. Еще ни разу в жизни не видела я гор в снегу. Еловые леса в белоснежном уборе пробудили во мне воспоминания детства. От красот зимнего ландшафта захватывало дух.

Тренкер и Шнеебергер согласились давать мне уроки. Отыскались и лыжи. Первую попытку мы сделали на перевале Фальцарего. Мне показали, как делать повороты в тогдашнем стиле, — при этом я чаще лежала на снегу, чем стояла на лыжах. Через несколько уроков мне разрешили совершить коротенький спуск. Я направила лыжи вниз и наслаждалась чувством полета, пока не заметила, что скорость увеличивается, — затормозить у меня не получалось. Склон становился все круче, спуск все быстрее и быстрее — пока наконец я не упала.