Распутин. Воспоминания дочери - Матрена Распутина Страница 21

Можешь дальше и не идти, а возвращайся назад в мир и становись на свое прежнее дело, храня, как зеницу ока, то, что принес с собою.

Бога ты принес с собою в душе своей, умиление при встрече с Ним стяжал и береги его, и пропускай через него всякое дело, какое ты будешь делать в миру. Тогда всякое земное дело превратишь в Божье дело, и не подвигами, а трудом своим во славу Божию спасешься. А иначе труд во славу собственную, во славу твоим страстям, не спасет тебя. Вот это и есть то, что сказал Спаситель: «царство Божие внутри вас». Найди Бога и живи в Нем и с Ним и хотя бы в каждый праздник, или воскресение, хотя бы мысленно отрывайся от своих дел и занятий и вместо того, чтобы ездить в гости или театры, езди в чистое поле, к Богу». Распутин кончил. Впечатление от его проповеди получилось неотразимое, и, казалось бы, самые злейшие его враги должны были признать ее значение. Он говорил о том, что «начало премудрости — страх Божий», что «смирение и без дел спасение», о том, что «гордым Бог противится, а смиренным дает благодать» — говорил, словом, о наиболее известных каждому христианину истинах; но он облек эти теоретические положения в такую форму, какая допускала их опытное применение. Я слышал много разных проповедей, очень содержательных и глубоких; но ни одна из них не сохранилась в моей памяти; речь же Распутина, произнесенную 15 лет тому назад, помню и до сих пор и даже пользуюсь ею для возгревания своего личного религиозного настроения».

Обращу только внимание на фразу — «опытное применение», как бы перенесенную Жеваховым из размышлений отца. Значит, и такому образованному человеку, как Жевахов, было что взять у мужика Распутина.

Вразумление, к великому сожалению, не всегда и не всем идет впрок. «И сам Господь не на всех повлиял, и про некоторых заготовил ад и тьму», — писал отец в «Житии…».

Украсть червонец и сбежать

Интересное добавление для этого эпизода, как у Коковцова запечатлен разговор отца и епископа Феофана: «Этот человек пришел к епископу Феофану после долгих месяцев скитания по разным отдаленным монастырям, и собираясь направиться, по его словам, к святым местам. Он рассказал епископу всю свою прошлую жизнь, полную самых предосудительных поступков, покаялся во всем и просил наставить его на новый путь. И по мере того, как он стал открывать ему свою душу, Распутин все больше и больше заинтересовывал Преосвященного своим религиозным настроением, переходившим временами в какой-то экстаз, и в эти минуты он доходил, по словам епископа, до такого глубокого молитвенного настроения, которое епископ встречал только в редких случаях среди наиболее выдающихся представителей нашего монашества».

Из этого следует, что нельзя ставить и под малейшее сомнение искренность настроения отца.

А кто-то сказал, что когда отец пришел в Петербург, то «просто хотел украсть червонец и сбежать», то есть воспользоваться представившимся случаем.

Но в этом не было никакой нужды. Не с умом отца — пускаться в такие дешевые предприятия. Если бы отец захотел, к его ногам сложили бы горы денег. Но ему не этого было надо.

И потом, рассмотрим ситуацию по-другому.

К моменту, когда отец появился в Петербурге, его домашние (Покровские) дела обстояли как нельзя лучше. Я уже говорила об этом.

Подумайте сами — что делать простому сибирскому мужику, практически неграмотному, в столице, приди он туда на ловлю денег и выгод?

В Покровском и дальней округе его почитали, к нему шли, даже приезжали из города, что свидетельствовало о признании за ним необыкновенных способностей.

Больше того, после истории со следствием по доносу Покровского священника, отца признали и церковные чины.

За благополучием, сладким куском отцу не было никакой необходимости идти так далеко. Он мог кататься как сыр в масле, не выезжая за пределы своей деревни.

Надо брать в расчет и то, как чувствовал, понимал отец самого себя. То есть каким себя воспринимал. Он — крестьянин, выросший в дальнем углу. Его мир стал расширяться только тогда, когда он начал странничать. Но и тогда он видел мир в том виде, каким только и мог его воспринимать — как крестьянин, пусть и обладающий огромным духовным даром.

Внешний мир, тот, что находится за пределами знания опытного странника, для него не существует как то, к чему вообще можно стремиться.

В материальном смысле отец довольствовался тем, что у него было. А о каких-то из земных благ, в поисках которых и едут из глуши в столицу, он просто не имел представления.

Ему не нужен был Петербург для того, чтобы жить лучше, чем он жил в Покровском. Ему не нужен был Петербург, чтобы получить славу большую, чем он имел в Покровском.

Итак, отец стал жить в Кронштадтском монастыре. «Этот — настоящий, не верхотурский», — говорил он.

Отец вспоминал, что, когда он переступил порог монастыря, ему показалось — монастырские ворота отсекли от него всю скверну прошлой жизни.

Кто терся, а кого звали

Спустя несколько дней после появления отца в монастыре, архимандрит Иоанн предложил ему стать членом «Союза истинно русских людей», общества, созданного для борьбы с революционерами и оказания посильной поддержки трону. Членами этого Союза уже был цвет духовенства, в том числе, — Гермоген, Феофан и Илиодор, а также кое-кто из землевладельцев и аристократов.

Отец был счастлив войти в их круг.

Одна дама, подруга философа и жена литератора, написала, что «Распутин в самом начале терся около белого духовенства». Она, должно быть, через десятые руки знает о собраниях кружка — Союза.

Не отец «терся», а его позвали. Только иным не дано понять разницу.

Особенно опекал отца архимандрит Феофан. Он ввел отца во влиятельные круги (без малейших усилий и желания на то отца).

Феофан же подыскал отцу жилье у члена Государственной Думы Григория Петровича Сазонова. Тот радушно принял отца, и в доме у Сазоновых он прожил несколько лет.

Архимандрит взял на себя роль отцовского советника и наставника. И отец целиком полагался на его суждения.

Именно Феофан познакомил отца с великими княгинями Милицей и Анастасией, черногорскими принцессами и женами великих князей Петра Николаевича и Николая Николаевича. (В доме первого, кстати, отец был представлен царю и царице.) Делая это, архимандрит намеревался воздействовать на великую княгиню, поскольку и она, и ее сестра, великая княгиня Анастасия, как и их мужья, очень интересовались мистикой и оккультизмом. Вводя отца в их дом, архимандрит предполагал, что «тобольский старец» сумеет «отвадить» великосветских дам от «богопротивного дела».

Отец произвел на великих княгинь Милицу и Анастасию огромное впечатление. (Но, как оказалось, это впечатление никакого положительного душевного движения у великих княгинь не вызвало.) А через них об отце стали узнавать другие.