Алиенора Аквитанская - Режин Перну Страница 21

Он был в расцвете лет — в то время ему было тридцать девять — и он уже доказал свою доблесть и мужество на Востоке, сопровождая сюзерена в крестовом походе. Но его называли жестоким и властным человеком, говорили, будто он подвержен тем «припадкам меланхолии», какие вообще считались свойственными анжуйцам. Бароны (среди них был и Рауль де Вермандуа), собравшиеся на эту торжественную ассмаблею, увидели явственное доказательство этого. Жоффруа привел с собой Жиро Берле, закованного в цепи, словно преступника: это означало бросить вызов королю и Церкви одновременно, поскольку он был отлучен за то, что поднял руку на представителя короля, пока тот находился в крестовом походе. В самом деле, распря с Жиро началась еще до того, как король вернулся во Францию.

Бернард Клервоский заговорил: он предложил Жоффруа снять с него отлучение от церкви, если он согласится освободить Жиро. Жоффруа ответил на это словами, поразившими собравшихся своей кощунственностью:

— Я отказываюсь освободить своего пленника, а если держать человека в плену считается грехом, то я не желаю, чтобы мне этот грех отпускали!

— Берегитесь, граф Анжуйский, — сказал Бернард, — какой мерой мерите вы, такой и вас будут мерить.

Но граф, не слушая, покинул зал в сопровождении сына, оставив присутствующих в полном недоумении. Жиро Берле подошел к Бернарду Клервоскому за благословением:

— Я жалуюсь не на свою судьбу, я оплакиваю участь моих родных, которые погибнут вместе со мной.

— Не бойся, — ответил ему Бернард. — Будь уверен, что Бог придет вам на помощь, тебе и твоим родным, и произойдет это раньше, чем ты смеешь надеяться.

В следующие дни распространилась странная весть: говорили, будто Жоффруа Анжуйский, не побоявшийся бросить вызов королю и богохульствовать в присутствии Бернарда Клервоского, отпустил Жиро. Больше того, его сын Генрих готов был принести оммаж королю. Ситуация, из которой, казалось, не было выхода, внезапно разрешилась, и никому не пришлось вынимать меч из ножен. В самом деле, несколько дней спустя была торжественно принесена клятва верности. Некоторые видели в этом чудо, произошедшее благодаря вмешательству аббата Бернарда. Другие утверждали, что к такому исходу переговоров была, возможно, причастна королева. Так или иначе, но в Нормандии воцарился мир, а Жоффруа и Генрих Плантагенет вернулись в Анжуйское графство.

На обратном пути произошло еще одно совершенно непредвиденное событие: удушливо жарким летним днем, неподалеку от Шато-дю-Луар, Жоффруа решил искупаться в реке. Вечером у него началась лихорадка, и несколько дней спустя, седьмого сентября, он скончался: никакими средствами спасти его не удалось.

А Людовик и Алиенора в конце осени вместе отправились в Аквитанию с внушительной свитой, состоявшей из прелатов и баронов — как аквитанских, так и французских, поскольку среди них были как Жоффруа де Ранкон и Гуго де Лузиньян, так и Тьерри Галеран и Ги де Гарланд. Некоторые видели в этом признак сближения короля и королевы; другие, более искушенные, только качали головой, утверждая, что в этой поездке королевскую чету в последний раз видят вместе. После смерти Сугерия пропасть между Людовиком и Алиенорой лишь углублялась. На Рождество они вместе собирали двор в Лиможе, затем, на Сретение, в Сен-Жан д'Анжели; почти повсюду в тех владениях и замках, которые были под властью Алиеноры, французов заменяли аквитанцами. Затем супруги отправились в Божанси, где провели последние мгновения совместной жизни. В самом деле, собор под началом архиепископа Сансского признал недействительным их брак, заключенный в Бордо пятнадцать лет тому назад.

Алиенора попрощалась и объявила, что хочет немедленно вернуться в свои личные владения, которые по обычаю были ей возвращены. И немедленно, в сопровождении нескольких приближенных, отправилась в Пуатье.

Был первый день весны, 21 марта 1152 г. Лето еще не наступило, когда французский двор узнал ошеломляющую новость: Алиенора снова вышла замуж; она стала женой Генриха План-тагенета, графа Анжуйского и герцога Нормандского.