Человек, лишённый малой родины - Виктор Неволин Страница 21

Первый этап пути был вполне безопасным. Мы шли по дороге между селениями, где проживали ссыльные и куда они выезжали работать. Беспрепятственно добрались до Зимовского и возле деревни немного отдохнули в лесу. Дальше решили идти по дорогам только ночью, а днём отлёживаться в кустах, чтобы не поймали. Скрываясь около деревень, определяли, что и где ночью можно будет украсть, чтобы подкрепиться. Дважды мы забирались в курятник, где стащили двух куриц.

Интересная птица курица! Ночью она спит и ничего не слышит. Спокойно подходишь к ней, берёшь за шею, скручиваешь голову, а она и не пикнет.

Один раз залезли в домашнюю пасеку. При вскрытии ульев надели сетки от комаров, которые были с нами целое лето для защиты от гнуса. Улей вскрывал я, а Ваня стоял на «васаре», как тогда говорили блатные.

Пчёлы ночью ведут себя спокойно, особенно когда берёшь рамки из магазина улья. А вот когда рамку берёшь из основного дома, с нею вытаскивается много пчёл, и они становятся агрессивными. Я вытащил две рамки, и дважды пчелы покусали мне руки – перчаток-то у меня не было.

В огородах в то время уже появились овощи, так что первые дни мы были сыты и уверенно двигались вперёд.

Нашим главным препятствием был Чулым. Мы знали, что нас хватились родители и ищут. Легче всего беглецов было поймать на паромной переправе. И мы решили не рисковать и на переправу в Пышкино не пошли, а задумали перебраться через Чулым в районе Борисовой горы. Пришли туда ночью и весь день высматривали обстановку, надеясь добыть лодку, на которой можно было переплыть реку.

Дождавшись ночи, оттолкнули захваченную лодку от берега и поплыли. К несчастью, опыта плавания по реке с вёслами мы не имели. У себя ходили на шестах по Чичка-Юлу, а здесь большая река. Сразу же растерялись, когда нас понесло, потом успокоились и стали грести, как умели. Пусть сносит – нам лишь бы переплыть на другую сторону. С трудом, но всё-таки добрались до противоположного берега и приободрились. Пусть нас снесло течением почти на километр, но можно было двигаться дальше – к железной дороге.

На каком-то полустанке нам удалось забраться в товарный поезд. Но доехать до Томска не удалось: нас нашли железнодорожники и передали милиции. Форсировав Чулым, мы легковерно посчитали, что находимся в безопасности, и даже не думали, что маленькие испуганные оборванцы каждому бросаются в глаза. Как только нас увидели взрослые, все наши планы рухнули в один момент.

В милиции мы сразу «раскололись» и всё откровенно рассказали. Добиваться от нас признания не потребовалось. Да и не было у меня с Ваней никакой придуманной легенды на случай провала. В пассажирском вагоне незадачливых беглецов привезли сначала в Асино, а потом и на наш «штрафной» участок.

Какое нас ожидало там наказание? У Вани дедушка был человеком мягким и добрым, а мой отец неоднократно воспитывал меня ремнём. Ремня ожидал я и на сей раз. Но всё обошлось словесным воспитанием. Родители были рады, что я жив и невредим и снова в родной семье. А самым замечательным завершением моей печальной истории стало то, что моя бабонька скоро снова сама приехала к нам, чему я был очень рад.

Со временем наши сельхозартели преобразовали в колхозы. Несмотря на то что ссыльные успешно раскорчевали лес, подняли целину, стали пахать и сеять и получать неплохие, по сибирским меркам, урожаи, причём каждая семья ещё развивала своё подсобное хозяйство, люди стали жить ненамного лучше. Теперь государство уготовило для нас новые поборы, так называемые обязательные поставки. Почти за бесценок в виде налогов хозяин должен был обязательно сдать государству с каждой дойной коровы сначала восемь, а потом двенадцать килограммов масла и значительное количество мяса.

Если были курицы, сдавали яйца, если были овцы – шерсть, а со всех животин ещё и кожу. При забое свиней запрещалось их палить. Нужно было обязательно сдать свиную шкуру. А какое сало без шкурки! В то же время на выработанные трудодни в конце года практически не приходилось ничего. Колхоз всегда оставался должником.

Наша семья всё-таки выжила в тех невыносимых условиях и со временем встала на ноги. И в том, что мы выжили, заслуга, в первую очередь, нашей дорогой мамы. Она у нас была главным идеологом, воспитателем и кормилицей семьи. Отец только мало-мальски обеспечивал семейное материальное положение. Мы же, дети, все пятеро, с малолетства, опять же благодаря маме, усвоили истину: выбраться из этой гнилой тайги, глубокой ямы, куда нас бросила советская власть, обрести настоящую человеческую свободу можно только через образование и труд. Другого пути нет.

Эта истина стала нашим жизненным кредо. О ней мы помнили всегда и настойчиво учились, помогая друг другу, как бы ни было трудно. Ради нас наш старший брат Александр после семи классов пошёл работать бухгалтером, стал помогать отцу учить младших братьев и сестёр, а сам уже об очном образовании и не мечтал. И был верен себе до тех пор, пока все мы не выучились.

Мои родители Ефимья Евстигнеевна и Андреян Моисеевич. 1940 год

Наша семья Неволиных сумела выбраться из артели. С 1936 года мы жили на Втором участке, в посёлке Берёзовке. Работали теперь трое: отец охоторганизатором в «Союзпушнине», Саша бухгалтером в участковой больнице, мама уборщицей. Мы имели личное подсобное хозяйство, где во всех огородных и подворных делах мама была истинной мастерицей. У неё первой в посёлке выросли хорошие огурцы, лук и репа. Она одна справлялась и с домашней живностью, а мы только участвовали в заготовке сена, прополке, окучивании и копке земли.

Не в обиду другим будет сказано: наша семья выделялась и своей музыкальностью, хотя из всех Неволиных музыкальные и певческие способности были, пожалуй, только у Мити и Маши. Саша приобрёл для общего пользования первые в посёлке музыкальные инструменты: балалайку, гитару, а потом ещё мандолину и малоизвестный для нас инструмент – цимбалы. Купил или у цыган, или у новых ссыльных из Украины.

Родители очень гордились, когда у нас образовался семейный струнный оркестр. Часто по вечерам к нам приходили послушать игру родственники и знакомые. Играли все, кроме меня. Я тоже пытался играть сразу на всех инструментах, но поскольку у меня нет музыкального слуха, ничего не получалось. Стремление исполнять всё механическим заучиванием – когда и как перебирать струны пальцами и сколько сделать ударов – ни к чему не привело, и я это дело забросил.

А вот Митя у нас был превосходным музыкантом. Кроме струнных инструментов, он научился неплохо играть на гармошке. Митя вообще был всесторонне одарённым: играл на сцене, где исполнял серьёзные роли, и даже получил приз в Батурине за роль Сторожева.

В нашей семье появился и первый в посёлке фотоаппарат: рамочный, на треноге (фотографией в основном занимались Саша и Митя), а также первый велосипед на заработки Саши. Ездить на нём учились все и относились к нему со всей осторожностью и бережливостью.

Ссылка оставалась ссылкой, а дети и молодёжь всё равно требовали игр и развлечений. И наряду со школой своя жизнь шла днём и вечером и на улице. Кроме клуба, была выбрана площадка, где люди собирались и развлекались почти до утра. Играли на гармошке, пели песни, устраивали танцы, водили хороводы. Влюблялись, дружили. Всем было весело, и забывалось, что живут они в неволе.