Тайный Тибет. Будды четвертой эпохи - Фоско Марайни Страница 21

«1. А вот, монахи, благородная истина о страдании: рождение – страдание, старость – страдание, болезнь – страдание, смерть – страдание, горе, стенания, уныние, отчаяние есть страдание. Связь с неприятным – страдание, не получить того, чего желаешь, – страдание…

2. А вот, монахи, благородная истина о происхождении страдания: влечение, которое ведет к перерождению, соединенное с наслаждением и похотью, ищущее удовольствий здесь и там, то есть влечение к страстям, влечение к существованию, влечение к несуществованию.

3. А вот, монахи, благородная истина о прекращении страдания: полное прекращение влечения, отречение, оставление, освобождение, отказ от привязанности.

4. А вот, монахи, благородная истина о пути, ведущем к прекращению страданий: это благородный Восьмеричный путь, а именно правильный взгляд, правильное намерение, правильная речь, правильное действие, правильные средства к жизни, правильное усилие, правильная осознанность, правильное сосредоточение.

Это благородная истина о страдании. Так, монахи, среди неслыханных прежде учений во мне открылось видение и знание, открылась мудрость, открылось ведение, открылась ясность».

Последняя из четырех истин дает представление о Восьмеричном пути, который есть основание и руководство праведной жизни буддиста. Правильный взгляд – значит не впадать в ересь. Ересь может принимать три главные формы; человек может сомневаться в реальности страдания или думать, что это отрицательная сторона удовольствия или наслаждения; может принимать преходящее за постоянное, изменение за стабильность, эфемерное за вечное; либо может поддаться иллюзиям о существовании души как чего-то индивидуального, которое сохраняется и передается. Это последнее есть самое противоречивое и трудное во всей буддийской доктрине. Но нет никаких сомнений; совершенно ясно и неоднократно утверждается, что так называемая душа – всего лишь нестабильное соединение пяти элементов, из которых состоит вселенная, и что после смерти оно распадается и возвращается к тому, откуда появилось. Только карма остается и продолжает действовать, давая ядро, вокруг которого соберутся элементы нового существа – а в течение веков элементы бесчисленных новых существ. Но карма не есть сознание, это не есть «я»; она – чистая иллюзия. В многовековом пути в колесе сансары к освобождению карма дает только нить личной идентичности.

Правильное намерение подразумевает желание не приносить вред другим живым существам, освободиться от рабства чувств и любить ближнего. Правильная речь, правильное действие, правильные средства к жизни, правильное усилие касаются непосредственно поведения. Здесь можно вспомнить буддийский декалог из пяти заповедей для мирян (не убивай, не грабь, не прелюбодействуй, не лги, не пей спиртного) и пяти дополнительных для монахов, которым запрещено принимать еду в неположенные часы, посещать музыкальные представления, песни и танцы, использовать гирлянды, благовония, помады и духи, спать на высоких и широких кроватях и принимать золото и серебро. Для монахов также предполагается воздержание от сексуальных отношений.

Правильная осознанность предписывает сознание фундаментальных истин, о которых каждый человек должен никогда не забывать. Наконец, правильная сосредоточенность касается высшей деятельности духа; медитация должна достичь высшей точки отказа от чувствительности и сознания посредством разных экстатических состояний. Этих последних степеней совершенства можно достичь, конечно, только аскетической жизнью мудреца.

Последнюю важную теорию изначального буддизма можно считать выполнением и объяснением второй истины о страдании. Это Двенадцатичленная формула бытия (пратитья самутпада), которая в сложной и несколько малопонятной манере объясняет фундаментальные причины, почему сохраняются желание, привязанность к жизни и, как следствие, страдание.

Если в общих чертах рассмотреть этот первичный буддизм, становится понятно, что это, по существу, не религия, а пессимистическая философия. Жизнь и вселенная – исключительно зло, страдание и безобразие. Правда, упоминаются и боги, но в качестве поэтических, декоративных фигур, обладающих величественной, холодной и кристальной безличностью принципов, управляющих вселенной. Первичный буддизм дает научный, беспристрастный анализ причин страдания и беспристрастный, научный поиск средства от него.

Что так радикально отличает его от брахманизма того времени, это его настойчивое утверждение, что свободы нельзя достигнуть посредством умилостивительных ритуалов, богослужений, таинств, которые не являются путем к добродетели и простоте; освобождение достижимо только за счет сознательного внутреннего развития самого себя. Бесполезно молиться, рыдать, приносить жертвы, умертвлять себя или испытывать магические практики, ибо все это безрезультатно; единственное, что дает результат, – это правильное мышление и правильное действие. Нравственная подлость и зло не оскорбляют никаких богов, а только причиняют вред тому, кто им поддается. Это метафизика, основанная на морали, в которой человеческая личность и ее тяга к добродетели и очищению возвышаются до вершины и оказываются помещенными в центр Всего.

На практическом уровне первичный буддизм тоже скорее философия, чем религия. Он разрешает и даже поощряет монастырскую жизнь, но не допускает института священства. Ни образы, ни профессиональные посредники не должны вставать между человеком и истиной. Жизнь монаха в обители, удаленного от искушений мира и свободного от семейных уз, лучше всего подходит для медитации и обретения понимания, но монах – избранный воин, а не экзорцист или владетель тайных знаний.

В заключение, если мы хотим понять основные принципы буддизма так, как их, вероятно, понимал Гаутама, нужно иметь в виду такие фундаментальные положения, как Четыре благородные истины, Восьмеричный путь и концепции сансары, кармы, архата, Будды и нирваны.