Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле - Фредерик Кемп Страница 21

«Поларис» дают вам несравнимое преимущество. Они неуязвимы», – сказал Эйзенхауэр.

«Поларис» может достигнуть Советского Союза с необнаруженных позиций в разных океанах, пояснил Эйзенхауэр. Русские должны быть безумцами, сказал он, чтобы отважиться на ядерную войну. Однако если судить о советских лидерах по жестокости, направленной против собственного народа и противников во время и после Второй мировой войны, то отсутствие превосходства в ядерном оружии может не явиться препятствием для фанатичных коммунистов, которые при благоприятных обстоятельствах развяжут войну. Эйзенхауэр говорил о русских скорее как о животных, которых следует усмирить, чем о партнерах, с которыми можно вести переговоры.

В завершение встречи Эйзенхауэр, как ребенок, хвастающийся любимой игрушкой перед новым другом, продемонстрировал Кеннеди, насколько быстро в случае крайней необходимости президент может вызвать вертолет.

«Смотрите», – сказал Эйзенхауэр.

Он снял трубку, набрал номер и произнес: «Опал тренировка три».

Положив трубку, он с улыбкой попросил Кеннеди свериться с часами.

Не прошло и пяти минут, как на лужайку перед Белым домом приземлился вертолет корпуса морской пехоты. Он сел всего в нескольких минутах ходьбы от того места, где находились бывший и новоизбранный президенты. Когда они вернулись в зал совещаний, где их дожидались люди, занимавшие самое высокое положение в стране, Эйзенхауэр пошутил: «Я показал своему другу, как можно быстро выбраться отсюда».

В присутствии собравшихся Эйзенхауэр предупредил Кеннеди, что президентская власть не всегда будет такой волшебной палочкой.

Кеннеди улыбнулся в ответ. Позже пресс-секретарь Эйзенхауэра рассказал, что Кеннеди проявил большой интерес к «учебному заходу на цель». Хотя на Кеннеди лежала большая ответственность, возможности, которыми он вскоре будет обладать, опьяняли. Отъехав от Белого дома, он оглянулся и посмотрел на здание, которое очень скоро должно было стать его домом.

Вашингтон, округ Колумбия

День инаугурации, пятница, 20 января 1961 года

Снег пошел в полдень, вскоре после того, как закончилась встреча Кеннеди с Эйзенхауэром. Накануне инаугурации Вашингтон оказался во власти ненастной погоды. Возникли заторы и пробки. Инаугурационный концерт в Конституционном зале начался на полчаса позже, поскольку многие музыканты застряли в пробках. С двухчасовой задержкой начался гала-концерт с участием звезд, организованный в честь инаугурации Фрэнком Синатрой.

К утру 20 января, выдавшемуся ясным, холодным и солнечным, батальон солдат и снегоуборочная техника очистили дорогу от снега, глубиной двадцать сантиметров. Ясный солнечный день и безоблачное небо обеспечили отличное освещение самому необычному и широко транслируемому по телевидению инаугурационному шоу в истории. Потребовалось 140 тысяч футов кабеля, чтобы вести съемку инаугурации, начиная с момента принесения присяги до парада, с тридцати двух точек. Для экстренной связи репортеров и корреспондентов было установлено около шестисот дополнительных телефонов. Кеннеди станет самым наиболее часто появляющимся на телевизионном экране президентом в истории Соединенных Штатов, и его администрация будет отличаться от правительств предшественников.

Накануне инаугурации, ехал ли Кеннеди в лимузине вместе с женой Джеки, принимал ли вечером ванну и после четырехчасового ночного сна наутро в день инаугурации во время завтрака новоизбранный президент вновь и вновь перечитывал последнюю версию инаугурационной речи. Он использовал любую возможность, чтобы как можно глубже вникнуть в каждое из тщательно подобранных 1355 слов; еще ни одна из его речей не готовилась столь долго и скрупулезно.

В ноябре прошлого года Кеннеди сказал своему главному спичрайтеру, Теду Соренсену, что речь должна быть короткой, оптимистичной, в ней не должно быть критики предшественника и должен делаться акцент на внешней политике. Однако когда оставалась всего неделя до выступления и работа над последним вариантом речи шла полным ходом, Кеннеди пришел к выводу, что речь все-таки слишком длинная и, на его взгляд, в ней уделяется больше внимания вопросам внутренней, а не внешней политики. «Давай сократим ту часть, которая относится к внутренним проблемам. А то она получилась слишком затянутой, – сказал Кеннеди Соренсену. – К чему говорить о минимальной заработной плате?»

Намного сложнее было решить, какое сообщение послать Хрущеву. Хотя ядерная война с Советами была чем-то совершенно невероятным, казалось немыслимо вести переговоры о справедливом мире. Кеннеди участвовал в президентских выборах в качестве кандидата от Демократической партии, которая все еще не могла прийти к единому решению по вопросу о наилучшем способе общения с Советским Союзом – переговоры или конфронтация.

Дин Ачесон, занимавший пост государственного секретаря в администрации президента Трумэна, представлял в Демократической партии группу сторонников жесткой линии, убежденных, что Хрущев, являясь продолжателем политики Сталина, преследует цель мирового господства. Некоторые демократы, такие как Эдлай Стивенсон, Аверелл Гарриман и Честер Боулс, рассматривали Хрущева как истинного реформатора, основная цель которого состояла в том, чтобы сократить военный бюджет и повысить жизненный уровень советских людей.

Инаугурационная речь Кеннеди отражала его нерешительность относительно того, будет ли он делать историю, встав на путь конфронтации с Советским Союзом или заключив с ним мир. Подобную нерешительность Кеннеди демонстрировал с первых дней в ответ на многочисленные попытки Хрущева, задействовавшего множество каналов, установить личный контакт и договориться о скорейшей встрече на высшем уровне.

1 декабря 1960 года Кеннеди передал личное послание советскому лидеру с просьбой сохранять терпение через своего брата Роберта, который встретился с офицером КГБ, представлявшимся корреспондентом газеты «Известия» в Нью-Йорке. Тридцатипятилетний Роберт Кеннеди, руководитель предвыборной кампании и будущий генеральный прокурор, был самым доверенным лицом президента, и потому у офицера КГБ не было никаких причин сомневаться, когда Бобби сказал, что говорит от имени брата.

Советский корреспондент не стал направлять материал в газету, а отправил отчет о встрече своему непосредственному начальству в КГБ, которое, по всей видимости, передало его Хрущеву как свидетельство выбранного администрацией Кеннеди курса внешней политики. В ходе разговора Бобби сообщил, что президент будет уделять большое внимание американо-советским отношениям. Президент считает, сказал Бобби, что в ближайшие годы они могут и должны улучшиться. Он намерен уделить особое внимание проблемам разоружения и рассчитывает подписать договор о запрещении ядерных испытаний уже в 1961 году. Роберт сказал, что Кеннеди разделяет желание Хрущева встретиться с глазу на глаз и надеется, что его отношения с советским лидером будут лучше тех, которые были у Хрущева с Эйзенхауэром.

Однако Хрущев был недоволен тем, что Кеннеди не спешит с решением берлинского вопроса. Бобби объяснил, что вновь избранному президенту понадобится порядка двух-трех месяцев, прежде чем он сможет принять участие в саммите. «Кеннеди серьезно обеспокоен ситуацией в Берлине и сделает все возможное для достижения соглашения по берлинской проблеме. Однако если в ближайшие несколько месяцев Советский Союз будет оказывать давление, то Кеннеди, естественно, будет защищать позицию Запада», – говорилось в отчете сотрудника КГБ.