Тайны политических убийств - Виктор Кожемяко Страница 21

Старый житель Тамбова прислал мне газетную вырезку, где тревожно, будто знак беды, нервной кроваво-красной линией был обведен заголовок: «Безработная покончила с собой». А дальше — краткий информационный текст: «Узнав о том, что стала безработной, покончила с собой 38-летняя работница завода «Тамбоваппарат». Жертва наступающего рынка приняла страшное решение, несмотря на то, что у нее были малолетний ребенок и старушка мать».

Помнится, как нечто далекое, почти потустороннее воспринималось нами в советское время само слово «безработица». Это где-то там, у них. И трагедии, связанные со столь непонятным явлением, — тоже там. Читали, конечно, Маяковского про Бруклинский мост: «Отсюда безработные в Гудзон кидались вниз головой». У них, в Америке! А вот теперь — здесь… Дожили. Сподобились. Дождались.

…Галина, сославшись на то, что болит голова, осталась дома, когда ее мать, прихватив внука, поехала на выходные в деревню. Впрочем, мать и сама видела: с дочерью неладно. Плохо ей. Плохо с тех пор, как известили о предстоящем увольнении. Ходила вместе с внуком в отдел кадров просить за нее, чтоб оставили. Невыносимо было видеть, как мучается. Пыталась успокоить: «Да проживем как-нибудь».

И вот, вернувшись вечером в воскресенье, они застали калитку своего маленького дома запертой. Внук полез через забор, чтобы открыть. Но вдруг раздался его отчаянный крик:

— Мама повесилась!

В этом доме и в конструкторском отделе, где работала Галина, я побывал уже изрядное время спустя после трагедии. Однако след ее, память о ней, кажется, витали в воздухе. Я уж не говорю про осиротевшую семью, где бабушка, отправив внука в дальнюю комнату, сперва тяжко молчала, а затем не могла сдержать бурных рыданий. На работе тоже многие опускали головы и замолкали, едва разговор заходил на эту тему, а некоторые смахивали слезы с глаз.

— Жалко, очень жалко Галю, — говорила, например, инженер-конструктор Вера Брагина, проработавшая рядом с ней тринадцать лет.

Это ей, Вере, первой позвонила наутро мама Галины — сказать, что дочери нет больше. Вера собирала и деньги среди коллег, чтобы принять участие в помощи семье. Все откликнулись, все сочувствовали. Много доброго и хорошего услышал я здесь о Гале.

Но… один голос в том самом конструкторском отделе прозвучал вроде бы диссонансом по отношению к другим. Нет, инженер Николай Рязанов тоже сожалел о случившемся. Однако он вдруг резко, даже грубо спросил меня:

— А зачем вы приехали-то? Коллектив обвинить? Так мы ни в чем не виноваты. Администрацию, директора? Тоже их вины нет. Ситуация такая в обществе создана, положение у нас в стране теперь такое!

И, знаете, пройдя по многим инстанциям и ступеням заводской, городской, областной жизни, поговорив здесь со многими людьми, вспомнив многое, с чем сталкивался ранее, я с этим инженером согласился.

* * *

Коллектив… Ну в чем его можно обвинить? Они рассказывали, как потрясло Галину извещение о ее предстоящем сокращении. Пришла в отдел, села, словно окаменевшая. А щеки пунцовые, огнем горят. И, разыскав телефонный справочник, стала названивать чуть не подряд по всем номерам: «Вам не нужны работницы?» Всюду отвечали: «Нет». Подруги по отделу искренне ее тогда уговаривали: «Не торопись, что-нибудь найдется». Правда, ходатайствовать за нее к начальству никто не пошел — признавались, что каждый думал о себе: «Ведь если не ее, то меня…» Согласитесь, это для нашей общественной психологии уже нечто новое.

Администрация, директор… О, директор «Тамбоваппарата» Василий Михайлович Инин, как и большинство других хозяйственников области, изо всех сил старается, чтобы в создавшейся кризисной обстановке максимально сохранить заводской коллектив. Любой ценой. Как-то перебиться, пережить нелегкое время. Вот и на этот раз планировалось сократить 280 человек, а удалось ограничиться 83. Правда, про Галину зам. директора по кадрам В. Павлов заявил мне: «Она же больная, сумасшедшая. О чем говорить? Другой бы в петлю не полез, нашел бы себе работу. Нынче только ленивый да больной не работают».

Так ли на самом деле? В Тамбовской области, да и в других местах, изучая эту проблему, я убедился: далеко не так. В Тамбове за 1992 год, о котором идет речь, только число официальных, то есть зарегистрированных, безработных возросло с 58 до 3790 человек — в 65 раз! В области — с 284 до 6100. В России, по самым минимальным данным, больше миллиона человек сейчас ищут работу. Что же, все они ленивые или больные? После исследования обстановки в Тамбове скажу твердо: нет!

Угодничающие перед властями издания стараются всячески преуменьшить масштабы бедствия. Дескать, что там один-полтора процента безработных от числа трудоспособных! Благополучный показатель даже для высокоразвитых стран. Вон в США уровень безработицы — 7,5 процента, в Германии — 4,5, во Франции — 10,3, Великобритании — 10,1. Чуть ли не торжествуя, сообщают: даже в Швеции, где долгое время этот показатель составлял полтора — два с половиной процента, он приблизился сейчас к десяти.

Только, увы, что-то мало все это утешает. Во-первых, мы знаем: материальное положение безработного в тех странах все же существенно отличается от нашего. Средний размер пособия у нас в 1000 рублей при бессовестно заниженной официальной средней стоимости набора основных продуктов питания в 3200–3500 рэ о чем-то говорит.

Во-вторых, безработица нарастает в России обвальными темпами. По прогнозам специалистов, в нынешнем году она может достигнуть уже 6–8 миллионов. Вполне вероятно ее увеличение за столь короткий срок до десяти процентов, а потом и еще более. Ведь на биржи труда обращается все больше и больше людей — ежемесячно уже свыше двухсот тысяч; около ста тысяч молодых специалистов, окончивших дневные отделения вузов, остались нетрудоустроенными. Более трети!

Ну а еще. Давайте все-таки трезво взглянем и отдадим себе отчет: чем в основном порождена обвальная безработица в России и других республиках бывшего Советского Союза? Нет, конечно же, не рационализацией производства, даже не конверсией, к которой тоже, разумно-то подходя, надо было бы серьезно готовиться. Обвал рухнул на головы людей вслед за бездумным прыжком в капитализм, а больше всего — за безудержным разрывом устойчивых связей, сложившихся между республиками и одним коварным ударом разрубленных в роковой Беловежской Пуще.