Я был в расстрельном списке - Петр Филиппов Страница 21

Никто никогда не имел других прав, кроме тех, какие завоевал и сумел сохранить за собой.

Вилье де Лиль-Адан

Весной 1991 года ситуация в СССР накалилась. Армия проводила странные военные учения под Москвой. В Вильнюсе была предпринята попытка захвата парламента и телецентра. Рижский ОМОН штурмовал республиканское МВД. Михаил Горбачев проявлял нерешительность, медлил с назревшими рыночными реформами, его авторитет в народе стремительно падал. На этом фоне быстро росла поддержка народом российского руководства во главе с Борисом Ельциным. Но нам не верилось, что высшая партийная номенклатура так просто поступится властью и согласится на политическую конкуренцию.

19 августа в 6.00 меня разбудил телефонный звонок: «В Москве военный переворот. Вот гады, они все-таки на это пошли!». Я попросил жену собрать в сумку пару белья, две книги и бутерброды. Неясно, как все сложится, может быть, придется сразу уходить в подполье.

Приехал в Ленсовет. Председатель Комиссии по экономической реформе Сергей Васильев проводил собрание депутатов демократических фракций. Распределяли обязанности, решали, что кому делать. Когда я вошел в зал, он сразу обратился ко мне: «Мы при любой диктатуре должны иметь свою прессу. Ты — редактор “Невского курьера”, тебе и отвечать за подпольные издания. Решай сам, что и как делать». Дал мне в помощь молодого депутата и предложил браться за дело немедленно.

Мы выбрались из здания Мариинского дворца и сразу почувствовали за собой слежку. Мой кабинет председателя Комиссии по промышленности находился в соседнем здании. Предъявили свои депутатские удостоверения, охрана нас не остановила. Но и нашего преследователя, показавшего какие-то корочки, тоже пропустила. Я собирался взять из своего стола кое-какие материалы, но теперь важнее было оторваться от «хвоста». В коридоре мы неожиданно для него скрылись за дверью приемной комиссии. Преследователь замешкался и завернул за угол коридора. Мы вышли из приемной через другую дверь и быстро покинули здание. Нас разбирал смех от этих «шпионских игр». Но тут лицом к лицу столкнулись с оперативником, рация в кармане которого вещала: «Филиппов скрылся, найти и задержать!». Оперативник меня не узнал. Мы свернули за угол, зашли в подворотню. Там парень, закончив ремонт, заводил свой «Москвич». Мы плюхнулись на заднее сидение: «Видишь, гэбэшники, гони скорее!». В подворотню уже вбегали двое. Водитель дал газ и поехал прямо на них, они расступились. «Москвич» вылетел на улицу. Парень о ГКЧП еще не слышал, но его реакция была правильной: «Куда вас, ребята?». От слежки мы ушли.

Но надо было делать то, о чем договорились. Базой определили пустовавшую квартиру друзей, которые уехали работать на Север. На дачах присмотрели пару сараев, где можно было поставить множительные аппараты. В то время ризографов и принтеров не было — только ксероксы. Мой знакомый кооператор скупал в Финляндии оргтехнику «секонд-хенд» и продавал ее «новым русским». Новые ксероксы в СССР тогда еще не поставлялись. Я приладил к своей машине прицеп и приехал к кооператору. Без бороды он меня не узнал, но голос ему показался знакомым. Он отдал все ксероксы со своего склада. Я вывез их за город и спрятал. Когда члены ГКЧП расселись по камерам, эти ксероксы исправно заработали в офисах «Демократической России».

Закончив операцию с ксероксами, поспешил в Москву. На Ленинградском вокзале меня поразило, что город живет обычной жизнью, будто нет никакого военного переворота. Кто-то что-то слышал о баррикадах у Белого дома, но в основном народ был занят своими делами. Совсем как в 1917 году в дни октябрьского большевистского переворота, когда интеллигентная публика посещала театры. Я подумал: действительно, Россия — страна невыученных уроков!

Добрался до Белого дома, встретился с коллегами-депутатами. События развивались стремительно. Милиция подчинялась непосредственно министру внутренних дел России. Поэтому российские власти пытались поставить на защиту Белого дома милицейские школы. К счастью, противостояния милиции и войск не состоялось. Ночью поступила информация, что через час ожидается штурм Белого дома. Если бы он действительно начался, никакие бы наши баррикады не помогли бы. Спецназ прошел бы сквозь них, как нож сквозь масло. Просто солдатам было бы скользко идти по нашей крови. И они отказались. Защищать Белый дом нам не пришлось.

Члены ГКЧП к тому времени поняли, что армия не будет стрелять в народ. Егор Гайдар в своей книге «Смуты и институты» [4]приводит примеры из российской истории, когда власть вдруг обнаруживает, что нет ни одного взвода солдат, готового встать на ее сторону. И тогда она рассыпается, как карточный домик. Так было в дни февральской революции и октябрьского большевистского переворота в 1917 году. То же произошло и в дни неудавшегося переворота ГКЧП. В момент смуты властям не помогает и приличное жалование своим охранникам. Так пал Чаушеску, ушел Ярузельский, сбежал Янукович. Но странно, этот опыт не убеждает авторитарных правителей в тщетности усилий удержать недовольный народ в узде. Видимо, каждый познает это лишь на своем опыте.