Как Париж стал Парижем. История создания самого притягательного города в мире - Джоан Дежан Страница 21

Квартал отличался особой гармоничностью в том числе и потому, что в основном был продуктом творчества одного человека. Луи Лево, который находился в то время на самом пике своей карьеры, одной из самых блестящих за всю историю французской архитектуры, спроектировал почти все лучшие резиденции на острове. Он начал в 1640 году с участка, расположенного рядом с резиденцией Бретонвилье; Лево руководил постройкой особняка для Жана Батиста Ламбера, сира де Сюси и де Ториньи, еще одного приближенного короля. Баснословное состояние Ламбера было совсем «новым» – он приобрел его в 1630-х годах через военные займы. Жедеон Таллеман де Рео, известный своими убийственно саркастическими биографиями богатых и знаменитых современников, писал о Ламбере, что он «буквально уработался до смерти, сгребая лопатой деньги, которыми ему так и не пришлось насладиться». Ламбер умер в 1644 году, в тот самый год, когда было завершено строительство его роскошного особняка.

После смерти Ламбера его брат Николя (Таллеман называл его «Ламбер, который богаче») заказал внутреннюю отделку особняка будущему главному художнику Версаля Шарлю Лебрену. И по сей день резиденция Ламбера выделяется среди всех других построек острова Сен-Луи; возможно, это самый эффектный частный дом во всем Париже. Он всегда принадлежал мировым финансовым лидерам; в частности, до последнего времени особняк являлся собственностью барона Ги де Ротшильда, а затем перешел к брату эмира Катара.

Работая с клиентами, обладавшими неограниченным бюджетом, Лево разработал архитектурный стиль, опередивший свое время, а придуманный им дизайн помещений продолжал оказывать влияние на декораторов даже несколько веков спустя. Лево изобрел совершенно новую планировку, например комнаты необычных форм – в частности, овальной. Вместо многофункциональных помещений, преобладавших ранее, он ввел комнаты, предназначенные исключительно для той или иной деятельности, – так появились первые в Париже столовые и ванные комнаты; возможно, они были первыми и во всей Европе. Только десятки лет спустя столица стала перенимать новшества, возникшие на острове уже в 1640-х годах.

Благодаря тому что большинство резиденций, расположенных по границе острова, были построены за короткий период времени одним и тем же архитектором, создавалось впечатление единого архитектурного ансамбля. Впервые это ощущение гармонии возникает при виде той самой яркой белизны, которую запечатлел неизвестный художник, впервые изобразивший остров. Именно на Нотр-Дам началось преобразование Парижа из города дерева в город камня и известкового раствора.

До этого камень в Париже предназначался для королевских дворцов вроде Лувра или Консьержери, а обычным строительным материалом для частных домов являлось дерево. В конце XVI века власти сделали попытку запретить его из-за повышенной пожароопасности. И тем не менее дерево не сдавало своих позиций, поскольку было традиционным, а также и гораздо более дешевым. Владельцы домов иногда просто штукатурили фасад, чтобы скрыть под ним деревянную стену. Великолепный особняк, который герцог де Сюлли построил на самой широкой в то время улице Парижа, Сент-Антуан, в 1625–1630 годах, предвосхитил появление других таких домов. Однако, как и прочие очень немногие каменные здания (отель де Санс – Hôtel de Sens, Карнавале – Hôtel de Carnavalet), прекрасная резиденция Сюлли являлась отдельным примером, а не частью ансамбля.

Именно благодаря архитекторам вроде Лево и их сказочно богатым заказчикам сооружения из камня стали привычными для французской столицы и в конце концов начали восприниматься как типично парижские. Резиденции нового острова составляли единую архитектурную группу; ярко-белый камень, более просторные дома с утонченным, изысканным дизайном говорили о том, что Париж постепенно забывает свое средневековое прошлое.

Использование камня повлекло за собой революцию в строительных технологиях. На острове применялись два совершенно разных способа строительства. Первый и более дешевый метод назывался moellon, или бутовая кладка – то есть кладка из природных камней с неровной поверхностью, которую потом покрывали штукатуркой или известкой. Второй метод подразумевал использование pierre de taille, или тесаного камня. Это было гораздо дороже; такую кладку можно найти в фешенебельных особняках, расположенных у границы воды. Pierre de taille, который до сих пор считается отличительной особенностью парижского городского особняка, был взят на вооружение благодаря новому острову.

Белый камень изменил лицо Парижа, и это тут же отметили иностранные гости столицы. Уже в 1644 году, сразу после того, как остров был закончен, Джон Ивлин, сопоставляя архитектуру Парижа и Лондона, заметил, что между «зданиями и материалами не может быть никакого сравнения; здесь все целиком из камня и неизмеримо роскошнее». В 1664 году молодой и богатый итальянский турист Себастьяно Локателли писал, что остров необходимо увидеть каждому из-за «стилистической гармонии» его архитектуры. Посетив столицу в 1698 году, Мартин Листер обратил внимание на то, что в начале века дома в городе строили из других материалов, «но сейчас это уже не в ходу». На рубеже XVIII века знаменитая английская путешественница, женщина, объехавшая много стран, Мэри Уортли Монтегю, писала, что «Париж имеет преимущество над Лондоном… все дома тут построены из камня». Еще один состоятельный итальянский путешественник, Николо Мадрисио, удивлялся «белизне» парижского пейзажа.

Архитектура нового острова выигрышнее всего смотрелась издалека, и это привлекло на берега Сены толпы желающих полюбоваться на «город в городе», современный Париж. Брошюра 1649 года описывает тех, кто собирался у реки, чтобы посмотреть на то, как отражаются в воде «эти колеблющиеся дома, которые качаются на волнах, этот новый Париж; бесценное зрелище, которому нет равных». Впервые возможность понаблюдать за отражением Парижа в Сене была сочтена достойной причиной для того, чтобы посетить этот город.

А самые богатые обитатели Нотр-Дама наслаждались своим собственным шоу.

На карте начала XVIII века изображены два самых больших дома на дальнем конце острова – особняки Бретонвилье (справа) и Ламбера. В этом месте река была особенно глубокой, а течение очень быстрым, поэтому забить в дно сваи было крайне нелегко. Это объясняет, почему к 1636 году застройщики все еще не закончили набережные в этой части острова, как сообщается в официальном докладе. Бретонвилье пришлось заплатить весьма немалые деньги за то, чтобы построить дом на желаемом месте. Брис в своем путеводителе оценил примерную сумму, в которую обошлось возведение необходимой для этого инфраструктуры, в 800 тысяч ливров. Приблизительно столько же стоил построенный несколько десятилетий спустя огромный великолепный каменный мост через сену – мост Руаяль (Pont Royal).

Взамен Бретонвилье обрел нечто поистине бесценное. Самый богатый человек в Париже получил лучший билет на шоу, которое жители столицы впервые увидели на мосту Пон-Нёф: магическое зрелище речных пейзажей.

С начала XVII века каждый парижанин, проходящий по Пон-Нёф, мог доставить себе удовольствие и полюбоваться прекрасной рекой, но только владельцы самых роскошных домов имели возможность насладиться совершенной, полной панорамой.