Немцов, Хакамада, Гайдар, Чубайс. Записки пресс-секретаря - Лилия Дубовая Страница 21

Собиралась сегодня рассказать о том, как побывала, сопровождая Немцова, в аликперовской вотчине – в Когалыме. И тут вдруг Путин выпустил на свободу «узника № 1», ФБ запестрел комментариями. Как всегда: каждый по-своему и каждый о своем. Но поразил меня, если честно, пост моего бывшего шефа, который, поздравив Ходорковского и его близких, совершенно неожиданно для меня заговорил (о чем бы вы думали?) о милосердии Владимира Владимировича. Как? Немцов? Человек, который столько лет в политике? И – с мальчишеским восторгом – о милосердии Путина? Не понимаю. Впрочем, на мой взгляд, ему всегда мешала излишняя эмоциональность.

– Но при чем здесь ножик Валерии Ильиничны? – спросите вы меня, уважаемые читатели.

Сейчас все объясню.

Все началось с того, что моя добрая приятельница Тамара Кандала разместила пост со статьей Валерии Новодворской под отличным названием (кстати, сейчас это большая редкость): «Милость к падким». Замечательная и любимая мной Валерия Ильинична, комментируя ситуацию, все расставила на свои места одной только фразой. Позволю себе здесь ее процитировать: «Милосердие – это не камень, милосердие должно быть даваемым добровольно хлебом». Что скажете? Имеет ли смысл к этому что-либо добавлять.

По-моему – нет.

Новодворская. Мне довольно часто приходилось с ней общаться во время моей работы в СПС. Дело в том, что наши (я имею в виду Чубайса, Немцова и Гайдара) ее обожали. Лера (так совсем по-домашнему звал ее Немцов) всегда была почетным гостем СПСовских съездов. Особенно тех, которые считались сложными или судьбоносными. Впрочем, там что ни съезд, то был или сложный, или, что еще хуже, судьбоносный.

Новодворской всегда предоставляли слово, и она всегда блестяще выступала. Как правило, мне поручали встретить почетную гостью, провести в зал, напоить чаем, усадить где-нибудь в первых рядах поудобнее, помочь подняться на сцену. И вот – она приходила. Вся такая немного смешная, чуть нелепая, нескладная, с трудом передвигающаяся, запыхавшаяся, всегда как-будто куда-то опаздывающая. Садилась, выпивала свою чашку чая, выдыхала и начинала внимательно вслушиваться в шум и гул живущего своей жизнью съезда. Она никогда не выступала одной из первых. Внимательно слушала все, что звучало с трибуны. С особым интересом – Чубайса и Гайдара. Я не заметила ее особых симпатий к Хакамаде. Кириенко, судя по тому, что она о нем говорила, Валерия Ильинишна не жаловала, чуть позже – о Никите Белых отзывалась как о человеке с хорошими задатками, но которому пост лидера партии достался рановато. А вот Немцова она обожала. Борис был ее настоящей слабостью.

Как сейчас помню: Немцов вещает с большой трибуны. Как всегда – без бумажки, четко и, вместе с тем, эмоционально, даже чуть театрально, с каждым словом словно расцветая и набираясь энергии от замершей и превратившейся в слух аудитории. Новодворская садится поудобнее, вытягивает шею, прикрывает глаза, внимательно слушает, одобрительно кивает в наиболее понравившихся местах, хлопает, довольно улыбается, одобряет. Поворачивается ко мне:

– Красавец. Уж мне-то что с этого… А красавец. Хорош Борька, ой, хорош… Хоть и мальчишка еще. Ему бы на годик в места не столь отдаленные, опыта набраться.

– Что вы, Валерия Ильинична, лучше не надо. Может, без такого опыта обойдется?

– И правда. Что это я. Не надо. Хотя… лучше всяких университетов…

И вот, внимательно всех послушав и во всем разобравшись, Новодворская просит слова. Медленно поднимается. Кто-то из мужчин помогает ей преодолеть ступеньки. Она выходит на сцену. Начинает говорить. И удивительное дело, мгновенно куда-то исчезает эта немолодая, тучная, немного странная на вид женщина. И возникает оратор, политик, аналитик, журналист, блестящий полемист, человек со своей позицией, с позицией устоявшейся, аргументированной, выстраданной. Человек, раз и навсегда решивший для себя важнейший вопрос. «Свобода всегда лучше, чем несвобода» – в этом вся Новодворская. И никто и никогда не докажет ей, что это не так. А речь? Тонко, логично, литературно, с уместными цитатами, с забытой всеми латынью. Помню красиво вплетенную в выступление цитату из Данте: «Оставь надежду всяк сюда входящий» (надпись на вратах ада). Какими бессловесными на ее фоне выглядит подавляющее большинство политиков «путинского созыва». Вечно мычащие единороссы, не способные внятно сформулировать, высказать свое мнение без оглядки на руководство, доказать, объяснить, отспорить, не переходя на склоку, скандал или истерику.

Да, любило наше руководство свою Леру. Однажды я обратила внимание на Чубайса, который, сидя на сцене в президиуме, не просто слушал. Он слушал как-то завороженно, внимал, непроизвольно улыбаясь, кивая головой, потирая руки и аплодируя.

Еще помню овации. Всегда были овации, под которые она – красиво бросив в восторженный зал последнюю, очень продуманную, наиболее уместную и обязательно запоминающуюся фразу – спокойно и с чувством выполненного долга уходила со сцены.

А теперь уж точно – про ножик.

Было это на одном из съездов. Что и к чему, помню не очень. Но происходило все за городом в гостинице «Холидей Инн». После продолжительного, насыщенного и утомительного трудового дня порешавшие все вопросы рядовые делегаты съезда, лидеры, депутаты и гости собрались на скромный фуршет на открытом воздухе. Июнь был в самом разгаре, теплый летний вечер располагал к хорошему доброму разговору за рюмкой коньяка. Под белыми полотняными шатрами, прямо на зеленой траве на берегу искусственного прудика, обрамленного цветущими клумбами, деревцами и кустарниками, были расставлены столы, часть из которых уже оккупировали самые шустрые и наиболее проголодавшиеся делегаты. Мы с Валерией Ильиничной под ручку подошли к одному из шатров и я, оглядываясь, стала соображать, куда бы нам пристроиться. И тут замахал рукой Гайдар:

– Лерочка, сюда, сюда, к нам. Я тебе и местечко занял.