Эсперанса - Пэм Муньос Райан Страница 21

Они схватили малышей и побежали в дом. Ирен закрыла дверь и бросилась закрывать окна.

— Что происходит? — спросила Эсперанса.

— Пыльная буря. Ты такого еще никогда не видела, — сказала Мелина. — Они ужасны.

— А как же мама и Гортензия, как же остальные? Альфонсо и Мигель… они ведь на виноградниках!

— За ним пришлют грузовики, — сказала Ирен.

Эсперанса посмотрела в окно. Тысячи акров распаханной земли стали пищей для бури, а небо превращалось в коричневый туманный вихрь. Она уже не могла разглядеть деревья в нескольких метрах от них. Потом раздался звук. Сначала тихий, как шелест дождя, потом громче — порывы ветра подхватывали песок и швыряли его в окна и металлические крыши.

— Отойди от окна! — сказала Ирен. — Песок и ветер могут разбить стекло.

Мельчайшие частицы пыли просочились внутрь, и они стали затыкать тряпками щели под и над дверью. Эсперанса постоянно думала об остальных. Исабель была в школе, учителя позаботятся о ней. Но мама, Гортензия и Жозефина работали под навесом, открытым всем ветрам. Она надеялась, что их скоро привезут домой. Эсперанса могла только представить, что происходит на виноградниках. Каково приходится Альфонсо, Хуану и Мигелю, могут ли они там дышать?

Ирен, Мелина и Эсперанса сидели на матрасе, пытаясь успокоить малышей. В закрытой комнате стояла страшная духота. Ирен смочила несколько полотенец, и они протерли лица себе и детям. На зубах скрипел песок, во рту ощущался вкус земли.

— Сколько это обычно длится? — спросила Эсперанса.

— Иногда несколько часов, — ответила Ирен. — Сначала прекращается ветер, а потом оседает пыль.

Эсперанса услышала мяуканье под дверью. Она подбежала к ней и, сражаясь с ветром, приоткрыла. В комнату вбежала Чикита, котенок Исабель. Рыжей шерстки не было видно — кошечка была вся покрыта бурой пылью.

Наконец дети заснули. Ирен была права: ветер прекратился, но пыль все еще висела в воздухе. Они с Мелиной взяли младенца, закрылись одеялом и побежали к своему дому.

Эсперанса в ожидании нервно ходила взад и вперед по комнате.

Первым приехал школьный автобус.

В дом с криком вбежала Исабель:

— Моя киска! Чикита!

Эсперанса обняла ее:

— С ней все хорошо. Только она очень грязная и прячется под кроватью. Как ты?

— Я в порядке, — сказала Исабель. — Мы весь день просидели в школьной столовой с мокрыми тряпками на голове и играли. Но я очень волновалась за Чикиту.

Дверь снова открылась, и вошла мама, ее кожу покрывала жуткая коричневая корка, а волосы были в таком же состоянии, как шерстка Чикиты.

— Ох, мама!

— Все хорошо, доченька, — сказала мама и закашлялась.

Следом вошли Гортензия и Жозефина. Удивленная их видом, Исабель всплеснула руками.

— Вы… вы все похожи на енотов, — сказала она. Вокруг глаз у женщин были розовые круги, оттого что они жмурились, закрывая глаза от пыли и грязи.

— Грузовики не смогли сразу до нас добраться, и нам оставалось только сидеть и ждать, — объяснила Гортензия. — Мы прятались за ящиками и закрывали головы, но это не очень-то помогло.

Жозефина отнесла малышей в соседний дом, где жили они с Хуаном, а мама и Гортензия начали отмывать руки в раковине. Вода быстро помутнела. Мама все еще кашляла.

— А что с Альфонсо, Хуаном и Мигелем? — спросила Эсперанса.

— Если грузовики не могли доехать до нас, то, наверное, они не могли добраться и до виноградников. Придется подождать, — сказала Гортензия. Они с мамой обменялись обеспокоенными взглядами.

Несколько часов спустя приехали Хуан, Альфонсо и Мигель, их одежда была жесткой и бурой от пыли. Они кашляли и прочищали горло каждые пять минут. Их лица были покрыты такой коркой, что напомнили Эсперансе потрескавшиеся глиняные горшки.

Они по очереди отмывались в раковине, а в корзине росла груда коричневой одежды. Когда Эсперанса выглянула наружу, деревья уже можно было разглядеть, но в воздухе еще стояла пыль. Мама так сильно закашлялась, что Гортензия дала ей стакан воды.

Когда взрослые наконец сели за стол, Эсперанса спросила:

— А что с забастовкой?

— Забастовка не состоялась, — сказал Альфонсо. — Говорят, они уже совсем были готовы, собрали сотни людей с плакатами, но тут ударила буря. Хлопок ведь расположен очень близко к земле, и теперь хлопковые поля похоронены под слоем пыли, так что собирать хлопок все равно нельзя. Завтра эти люди лишатся работы по воле Господа.

— А что мы будем делать завтра? — спросила Эсперанса.

— Виноград растет выше, — сказал Альфонсо. — Стволы покрылись коркой, но сами ягоды не пострадали. Созревший виноград ждать не может, так что завтра мы вернемся к работе.

На следующее утро небо было голубым и спокойным. Пыль осела на землю, покрыв ее мягким одеялом. Все обитатели лагеря очистили свои дома от пыли, отправились на работу, а потом снова вернулись домой — все, как обычно, будто ничего не произошло.

Сбор винограда закончился через неделю. А когда его разложили по ящикам, то пошли разговоры, что уже пора готовиться к сбору картофеля. Заведенный порядок в лагере был таким же строгим и однообразным, как ряды лоз в виноградниках. Поэтому жизнь в лагере почти не менялась. Правда, мама после бури так и не переставала кашлять.

— Мама! Ты такая бледная! — воскликнула Эсперанса.

Мама осторожно вошла в дом, как будто ей с трудом удавалось удержать равновесие, и упала на стул в кухне.

Около нее засуетилась Гортензия.

— Я сварю ей куриный суп и положу в него как можно больше чеснока. Сегодня ей пришлось работать сидя, так плохо она себя чувствовала! Но это не удивительно — она же ничего не ест. Посмотри, как она похудела! Она сама не своя после бури, а ведь уже месяц прошел. Ей бы надо сходить к врачу.

— Мама, послушай, что говорит Гортензия! — с мольбой в голосе сказала Эсперанса.

Мама с трудом подняла голову и взглянула на дочь:

— Я в порядке, просто устала. Это с непривычки. И я же тебе говорила, врачи нам не по карману.

— Ирен и Мелина придут после обеда повязать, — сказала Эсперанса. Она подумала, что маму это обрадует.

— Посиди с ними сама, — сказала мама. — А я пойду прилягу, пока готовится суп. У меня болит голова. После обеда я сразу лягу спать и хорошенько отдохну. Все будет в порядке. — Она закашляла, встала и медленно вышла из комнаты.

Гортензия посмотрела на Эсперансу, качая головой.

Несколько часов спустя Эсперанса подошла к маме:

— Твой суп готов. — Но она не двигалась. — Мама, обед, — сказала Эсперанса, дотронулась до ее руки и осторожно потрясла. Рука была горячей, мамины щеки раскраснелись, и она не просыпалась. Эсперанса почувствовала, как ее охватывает паника, и закричала: — Гортензия!