Угрюмое гостеприимство Петербурга - Степан Суздальцев Страница 21

— О чувствах? — Анастасия изумилась осведомленности бабушки, но поспешила развеять ее домыслы. — Ну что вы? Мы едва знакомы — какие могут быть здесь чувства?

— А не с ним ли ты только что виделась в кофейне на Галерной улице? — спросила княгиня, вежливо улыбаясь. В одно мгновение эта улыбка покинула ее лицо, уступив место строгости. — Довольно лгать: мне все известно! Ты пошла на свидание с этим человеком! Позор! О дальнейшем продолжении этой истории не может быть и речи!

— Но, бабушка, вы не можете запретить мне…

— Что?! — в гневном удивлении ответила княгиня.

— Не можете мне запретить любить его! — твердо закончила Анастасия.

— Любить! — рассмеялась Марья Алексеевна. — Какая тут любовь? Один флирт! Не может быть и речи о любви между тобой и этим человеком! Он не достоин!

— Это не вам решать, Марья Алексеевна, — твердо ответила Анастасия.

— Ах вот как, не мне решать! — вспылила княгиня. — Да весь свет беспокоит один только вопрос: что я скажу, как я посмотрю! Я княгиня Марья Алексеевна Ланская! Нет человека, который не считается со мной! Мое мнение — закон для света Петербурга!

— Но оно не закон для моего сердца, бабушка! — гневно ответила княжна. — Я уже успела полюбить маркиза Редсворда. И вы не в силах это изменить.

— Ну что ж, — закипела Марья Алексеевна. — В таком случае вы больше с ним не будете видеться. Сегодня же мы с тобой уезжаем в Москву.

— Как в Москву? — опешила Анастасия. — Сегодня? Я же… я не успела…

— Попрощаться? — насмешливо кивнула княгиня. — Не волнуйся, он не будет долго горевать. Пройдет пара недель, он остынет и забудет о тебе.

— Как можете вы это говорить? Это жестоко.

— Правда не всегда приятна, дорогая. Ну, собирайся, мы скоро уезжаем.

Приговор был прочитан и подлежал обязательному исполнению. Ни о каком его обсуждении и речи быть не могло. Когда княгиня Марья Алексеевна что-либо решала, остальным оставалось только смириться с этим. Сама императрица часто советовалась с Марьей Алексеевной в важных вопросах и дорожила ее мнением, как ничьим более. И разумеется, попытки Анастасии отказаться от поездки, буде они предприняты, потерпели бы полный крах и вдобавок вызвали бы у княгини гнев — за непослушание.

И все же Анастасия пошла к отцу просить защиты.

Разумеется, она знала, что это отец послал за Марьей Алексеевной, что он был в курсе решения княгини увезти ее в Москву (если не был его инициатором), но все же это был ее отец. Она всегда считала его своим защитником, благородным рыцарем и всемогущим человеком.

Но едва она вошла к князю в кабинет (он был занят написанием письма), он грозно посмотрел на нее и объявил:

— Бесстыдница! Явилась! Просить прощения пришла?

— За что прощение, papа?

— За твое бесчестье! Как ты могла после нашего вчерашнего разговора, после праведного моего гнева, как посмела отправиться на свидание с этим негодяем?

— Довольно, papа! Хватит! Он не негодяй! — оскорбленно, словно после пощечины, воскликнула Анастасия. — Какое право вы имеете его так называть?

— Довольно слов, Анастасия Александровна, — сказал князь. — Не будем более говорить об этом человеке. Его ты больше не увидишь никогда. К чему же о нем думать понапрасну?

— Не увижу? — в ужасе произнесла княжна. — Никогда?

— Конечно, — спокойно ответил Александр Юрьевич. — Послушай, милая, я желаю тебе…

— Оставьте меня!

И княжна выбежала из отцовского кабинета, отверженная, отчаянная, обманутая и оскорбленная. Она вбежала в свою спальню упала на кровать и заплакала.

Ну как же это можно? Ни-ког-да. Никогда! За что, за что, все они его так ненавидят? Что сделал его отец? Да какое это имеет значение? Какая разница, кто был его отец — ведь он, Ричард, — он лучший из всех людей на земле! Как смеют они лишать ее такого человека?

В спальню вошла madame Lepic.

— Oh, mademoiselle! Pardonnez-moi! Je coupable en face de vous! J’ai vous trahi! — в слезах говорила она. — Elle tout connaissait! Elle a dit qu’elle sait de randez-vous. Elle a exigй seule indiquer la place de randez-vous. Je ne voulais pas… mais elle m’a promise ce coup de pied, si je ne peux pas dire… Pardonnez-moi… s’il vous plait. [29]

— Je ne vous blâme pas, — ответила княжна. — Ils vont m’envoyer а Moscou. [30]

— Je sais. La princesse m’a dit. [31]

— Vous êtes venu avec moi? [32]— с надеждой спросила Анастасия.

— Je suis vôtre gouvernante. J’irai après vous jusqu’а la fin du monde [33], — пообещала madame Lepic и крепко обняла свою воспитанницу.

Княжна перестала плакать и, гордо выпрямившись, встала с кровати.

— Preparez une robe de la route pour moi, — властно произнесла Анастасия. — Je vais déguiser. [34]

Madame Lepic покинула спальню княжны, оставив ее хозяйку в одиночестве.

«Они могут говорить все что угодно, но я люблю его, — думала княжна. — Они, эти лицемеры, вчера улыбались ему на балу, говорили приятные вещи, а теперь увозят меня из столицы… Какой позор! Я покидаю Петербург, чтобы моей руки не попросил сын герцога Глостера. И они обвиняют меня в отсутствии стыда! Они говорят, что я себя обесчестила! А не бесчестят ли меня их хлопоты, как бы избавить меня от мужчины, приглашение которого на вальс я приняла на давешнем балу?!

О, глупцы! О, лицемеры! Высший свет!

Пускай он катится ко всем чертям! — так, кажется, Курбатов выражался.

А Борис — это безумный обольститель женских сердец, влюбленный в состояние моего отца. Он думает, что, женившись на мне, станет полноправным хозяином в его доме. Его отец проиграл в карты свое поместье и все, что имел. Борис живет на милость de mon père. И отец предлагает мне выйти замуж за нищего! Это разве не позор? Но будь он просто нищий — кто знает, может, я б его и полюбила. Но он распутник, пьяница и картежник — такой же, каким был его отец.