Истории торговца книгами - Мартин Лейтем Страница 21

Даже философ Эдмунд Берк полушутя признавался в палате общин, что больше всего ему нравилось изучать «старые романтические истории о Пальмерине и доне Беллианисе». Уильям Моррис ^[78] так до конца и не отказался от пристрастия к «наивным и грубым историям о привидениях, которые люди с давних времен читают в грошовых книгах». Cэр Николас Лестрейндж (1511–1580), шериф Норфолка, вспоминал «одну благородную даму, которая часто повторяла одно лаконичное восклицание: да возлюбит меня Господь так же, как я люблю уличных торговцев».

Теперь о людях победнее: писатель и проповедник Джон Беньян признавал за собой тот «грех», что предпочитал чапбуки Святому Писанию, а поэт Джон Клэр, довольствовавшийся скромной деревенской жизнью, «питал большую приязнь к суеверным историям, которыми за гроши торгуют на улице». Он специально откладывал мелочь, чтобы потратить ее на книги, и полагал, что «в них можно отыскать истории, не менее популярные в народе, чем молитвенники». Особенно ему нравились «Семь спящих отроков», «Король и сапожник», «Джек и бобовый стебель» и «Робин Гуд». Истории о Робин Гуде всплывают в учетных книгах большинства уличных торговцев, и интерес, который к ним питали читатели, безо всяких сомнений, объяснялся как иррациональной притягательностью лесной чащи, так и разочарованием в центральной власти, которые были присущи большинству людей (возможно, некоторые и сегодня разделяют эти чувства).

Уолтер Саутгейт, житель Восточного Лондона времен королевы Виктории, обожал рассказы про английского разбойника Дика Терпина ^[79] и одного из самых ярких персонажей Дикого Запада Буффало Билла, однако вспоминал: «Учителя отнимали их у меня – все они были выходцами из среднего класса». Будучи прозорливым постмодернистом, Саутгейт полагал, что эти истории обладали неким основополагающим сходством с произведениями Дефо, Скотта и Диккенса. Еще один носитель лондонского кокни, Джордж Эйкорн, «читал самые разные книги, от дешевых страшилок до Джордж Элиот», одинаково восхищаясь их стилем. Он как-то красноречиво отметил, что «Остров сокровищ» (ныне считающийся классикой) – это «всего лишь обыкновенная пиратская история наподобие дешевых страшилок, окутанная аурой величия». Пристрастившись к чапбукам, многие переходили к чтению классических произведений. Однако следует признать, сами по себе чапбуки все же содержали некий намек на литературное величие.

Помимо бульварной литературы, в формате чапбуков также печатались и сокращенные версии «великих» романов. Как правило, через месяц после официальной публикации «Робинзона Крузо», «Радостей и горестей знаменитой Молль Флендерс» или «Путешествий Гулливера» в продаже появлялось множество незаконных сокращенных версий. Поразительно, но три четверти всех сохранившихся экземпляров «Робинзона Крузо», напечатанных в XVIII веке, это опубликованные в формате чапбуков сокращения, которые, по мнению историка Эбигейл Уильямс, «вынуждают нас задаваться вопросом о том, что именно современники Дефо считали “настоящим” Крузо». Это наблюдение можно отнести и к любому другому классическому произведению. Она также отмечает, что «интерес мелкопоместного дворянства к чапбукам, подтверждающийся весомыми доказательствами, наталкивает на мысль о том, что существующая в книгопечатной культуре сегрегация между народной и элитарной литературой не обоснована». Тот факт, что изданные в виде чапбуков варианты классических произведений приходились по душе читателям из самых разных социальных слоев, означает, что исследование литературными критиками вопроса о том, как такие романы укоренились в современном сознании, имеет серьезные изъяны.

Самый исчерпывающий из всех посвященных чапбукам трудов, написанный в 1882 году Джоном Эштоном, насчитывает целых пятьсот страниц. Его больше не перепечатывают, но он служит богатым источником заголовков:

«Лесная ведьма»

«Загадочная история доктора Фауста»

«Сны и кроты»

«Ссора влюбленных»

«Путешествия Джона Мандевиля»

«Разговор слепца со смертью»

В большинстве своем издававшиеся неофициально, чапбуки и по сей день то и дело обнаруживают в разных уголках Великобритании – они никогда не были прерогативой одного лишь Лондона. В небольших провинциальных городах вроде Ньютон-Стюарта или Хексема, где не было своего издательства, находились желающие, неофициально бравшиеся за изготовление чапбуков при помощи старых бросовых литер, а иллюстрации вручную раскрашивали дети. Лишь недавно историкам народной культуры с трудом удалось узнать больше об этом тайном культурном роднике. К примеру, известно почти 20 000 заголовков, под которыми выпускались чапбуки в Шотландии, однако сотрудникам Национальной библиотеки в Эдинбурге удалось собрать лишь 4000. Роберт Льюис Стивенсон, которого, пожалуй, можно назвать самым не теряющим актуальности шотландским писателем, вырос на чапбуках, украшавших его детство подобно графическим романам, японским комиксам манга или книгам Энид Блайтон, которые сегодня нередко чванливо высмеиваются («Солнышко, не пора ли тебе почитать что-нибудь дельное?»). Стивенсон даже написал собственный чапбук, отдав дань уважения этому жанру. Диккенс все свое детство читал «грошовые страшилки» и говорил, что они пугали его «до такой степени, что лишали рассудка». В «Тайне Эдвина Друда», своей последней и незаконченной книге, он вновь возвращается к мрачной истории, которую читал в детстве. Кольриджу из-за его любимого чапбука под названием «Тысяча и одна ночь» в детстве так часто снились кошмары, что отец мальчика в конце концов сжег книгу. Гёте считал истории вроде «Мелюзины, женщины-змеи», «печатавшиеся на отвратительной бумаге, шрифтом, который едва разберешь», важнейшим аспектом своего философского развития. Гилберт Кит Честертон вступался за эти бульварные рассказы, называя их «грандиозными безделицами», которые затрагивали все темы «великой литературы», создавая благодатную почву для ее развития.

Как это ни странно, в Университете Южной Каролины (а вовсе не где-нибудь в Соединенном Королевстве) есть центр изучения этих книг-однодневок. По его оценкам, в Великобритании XVIII века за год продавалось около четырех миллионов чапбуков, притом что население страны на тот момент насчитывало около семи миллионов человек.

Чапбуки постепенно завоевывают почетное место в истории британской культуры. Благодаря им вырос уровень грамотности, бедняки стали посвящать больше времени чтению, начали появляться предпосылки общественных изменений и развития романа как жанра. Примерно после 1860-х годов, когда паровые печатные станки вытеснили кустарное производство чапбуков, преемниками таких изданий стали «грошовые страшилки» и «бульварные романы». А они, в свою очередь, проложили дорогу недорогим книгам в бумажной обложке. Дух чапбуков продолжает жить и в жанре графических романов, создатели которых сегодня становятся лауреатами литературных премий.