Славянские мифы. От Велеса и Мокоши до птицы Сирин и Ивана Купалы - Александра Баркова Страница 21

«Тем же богам требу кладуть и творять и словеньскый язык: вилам и Мокошьи – Диве, Перуну, Хорсу…» («Тем же богам поклоняется и славянский народ: вилам и Мокоши-Диве, Перуну, Хорсу…». «Слово об идолах»), «…верують в Перуна и Хорса и в Мокошь и в Симарьгла и в вилы, их же числом 30 сестрениць. Глаголють бо невегласи то все мнять богинями и тако покладывають им требы и кур им режуть» («…веруют в Перуна и Хорса, и в Мокошь, и в Симаргла, и в вил, их же насчитывается 30 сестер. Ибо несведующие считают их богинями и поэтому поклоняются им и кур им режут». «Слово некоего христолюбца»).

Никаких русалок в этих текстах нет, но именно в этот период (XII – начало XIII века) осуждается обычай «плясати в русалиеъх», то есть плясать на празднике Русалий.

От названия древнерусского праздника Русалии и произошло современное слово «русалка», вытеснив общеславянское слово «вила». Что же происходило на Русалиях? Что это были за пляски? И почему упоминание вил могло появиться даже раньше имен Перуна и Хорса, великих богов?

Слово «русалии» восходит к латинскому rosalia, то есть «роза». Праздник роз справлялся в середине лета (примерно тогда же, когда у восточных славян отмечалась Русальная неделя, традиция которой дожила до ХХ века) и был посвящен поминовению всех безвременно умерших, на чьи могилы приносили розы. Как видим, символика «розалий» полностью соответствует представлениям о том, кто становится русалками. Более того, обычай класть цветы на могилы может быть сильно эстетизированным отголоском обращения с «заложными покойниками», о котором поговорим далее. Сложно сказать, каким путем латинский термин «розалии» попал к славянам, но именно ему обязана своим названием эта особая категория неупокоенных мертвецов – умерших в детстве и юности.

Мотив сирены на очелье резного оконного наличника. Средневоложский край. Воронов В. Крестьянское искусство. М.: Государственное издательство. 1924.

Главная опасность, исходящая ото всех, кто умер до срока, заключалась в том, что они впоследствии приходили «доживать свой век», вытягивая силы из живых. Именно поэтому необходимо было совершать обряды, изгоняющие такого мертвеца из человеческого мира. Неудивительно, что главный восточнославянский обряд, связанный с русалками, – это «проводы русалки»: девушку наряжали «русалкой» (надевали на нее венок, или много венков, или всю обвешивали зеленью), величали, а в финале выводили за пределы села, на кладбище, к реке, где обрывали с нее всю зелень, бросали эту зелень в воду, в костер, за ограду кладбища и потом разбегались врассыпную, чтобы «русалка» не могла их поймать.

Совершенно иначе выглядели Русалии у южных славян. Там это не летний праздник, а зимний, святочный, причем не женский, а мужской: группа мужчин на протяжении всех святок жила вне семьи, они не крестились и не молились, хранили молчание (то есть вели себя как нелюдь), ходили по дворам, где эту русальную дружину встречали с великим почетом, и исполняли обрядовые танцы вокруг больных людей (или вокруг здоровых, чтобы те не заболели); танцы эти сопровождались множеством прыжков, которыми танцующие доводили себя до неистовства. Таковыми ли были те «плясати в русалиеъх», которые осуждал древнерусский книжник? В балканском обряде слились два: Русалии – как время общения с безвременно умершими, и Святки – как период, когда живые перевоплощались в своих предков (вспомним, что Геродот писал о предках славян неврах: мол, каждый мужчина у них на несколько дней в году превращался в волка). Мотив изгнания русалок, заточения их в мире мертвых обрел на Балканах дополнительное содержание: они забирали с собой все болезни. Разумеется, если бы кто-то из русальной дружины повел себя как живой человек (поздоровался или перекрестился), то все собранные в ходе обряда болезни перешли бы на него.

* * *

Эволюция представлений о русалках нам теперь ясна, но мы пока не приблизились к понимаю, кого же древнерусский книжник называл вилами и почему ставил их перед богами. Чтобы это выяснить, рассмотрим, что еще нам известно о культе русалок из фольклорных источников.

Русалки «с неба слетали» (сразу вспоминаем вил-сиринов), «с деревьев спускались», «из воды вылазили» и в течение Русальной недели пребывали на ржаных и конопляных полях. Вариативность сроков Русальной недели (она связана с Троицей, но могла проходить как до нее, так и после) обусловлена тем, что духи эти прилетали на время цветения злаков и являлись божествами будущего урожая. Уже известную нам полудницу также считают одним из типов русалок. О том, что русалки ходят по житу, говорится во многих фольклорных текстах. Если человек во время русальной недели нарушит запреты (на все виды женских рукоделий, полевых и огородных работ, а также на ремонт жилища), русалки рассердятся и потопчут его жито.

Именно в это время русалки представляют опасность для мужчин: они поджидают их на речном берегу, зовут с ними «на ветвях колыхаться», то есть предаться любви. Но закончится все это печально: русалка либо утопит своего возлюбленного, либо бросит его (вспомним, что девы с лебедиными крыльями бросают своих смертных мужей повсюду – от Индии до Скандинавии), причем после любви такой красавицы ему будут не милы смертные девушки, и он умрет от тоски. Поверье это дожило в России до ХХ века: в полевой практике автора есть случай, когда два охотника, увидевшие странную девушку на берегу Селигера, вдали от человеческого жилья назвали ее русалкой и поспешили уйти от нее.

Все это не очень-то похоже на поведение безвременно умерших. Вспомним и «Майскую ночь» Гоголя, где мавка, то есть утопившаяся панночка, совершенно не испытывает сексуального интереса к главному герою, а напротив, готова помочь ему в любви, и он тоже любит не ее, а смертную девушку.