Пассажиры колбасного поезда. Этюды к картине быта российского города. 1917-1991 - Наталия Лебина Страница 20

Но в конце 1920‐х человек в ботинках «шимми» уже выглядел как представитель «сословия бывших». Пантелеймон Романов в романе «Товарищ Кисляков» выделил следующие детали облика «общипанного интеллигента»: «На нем… прорезиненное пальто, порыжевшее от солнца, фуражка и на ногах вместо сапог краги бутылочной формы с ремешками, надевавшиеся как голенища к башмакам» ¹⁷⁷. Шнурки на обуви были в узелках, «каблуки у башмаков, съеденные с одной стороны асфальтовыми тротуарами, имели жалкий вид и были рыжие, так как не хватало терпения каждый раз чистить их сзади» ¹⁷⁸. Неудивительно, что бывший инженер, а после революции музейный работник Ипполит Кисляков внешне одобрительно относится к предложению своего нового начальника, выдвиженца из рабочих, носить вместо башмаков сапоги: «Как доношу, так куплю сапоги, – сказал Кисляков, и ему показалось, что его костюм действительно излишне франтоват» ¹⁷⁹. Сапоги вновь становились камуфляжной деталью внешнего облика, средством демонстрации лояльности к новой стилистике повседневности, диктуемой территориальными перемещениями первых пятилеток.

Популярная обувь 1930-х годов: сапоги кожаные и кирзовые, белые парусиновые туфли. Личный архив Н. Б. Лебиной

Начищенные ботинки вернулись в быт горожан во второй половине 1930‐х годов в контексте эстетических ориентиров сталинского гламура как составляющей большого стиля. Но в 1940–1950‐х под влиянием возрастания статуса «человека военного», а отчасти и в связи с нехваткой обуви гражданского образца мужчины вновь стали носить, а может быть, и просто донашивать сапоги. Известный океанолог и поэт-песенник Александр Городницкий вспоминал: «В начале десятого класса в нашей школе появился ладно скроенный молодой подполковник… Его литая фигура, туго обтянутая новенькой гимнастеркой с яркими полосками орденских колодок, зелено-черное мерцание погон, портупеи и начищенных до предельного блеска сапог безоговорочно покорили и наши мальчишеские сердца… Нельзя забывать, однако, что для нас, школьников военного поколения, облик боевого офицера был тогда главным идеалом. Не в пример Белинскому „титло литератора“ заслонялось от нас „блеском мундиров и мишурой эполет“» ¹⁸⁰. Одновременно после Великой Отечественной войны сапоги стали атрибутом «криминальной моды», детали которой можно реконструировать по материалам воспоминаний поэтов-шестидесятников. Городская шпана во второй половине 1940‐х – начале 1950‐х предпочитала носить черное, желательно двубортное драповое пальто, белый шелковый шарф, серые буклированные кепки с гибким козырьком, широкие брюки, почти клеш, обязательно заправленные в начищенные сапоги ¹⁸¹. Поражает эклектика этого модного набора – сочетание псевдоэлегантности, уголовной бравады и копирования стиля «фронтовика». На старой семейной фотографии, сделанной в воскресный день 1952 года на углу Мойки и Невского проспекта, я с удивлением обнаружила, что мой отец, инвалид войны, уже тогда работник системы Академии наук, одет почти по такой моде. Правда, без белого шарфа и в пристойной кепке. Но начищенные до блестка сапоги присутствовали.

К середине 1950‐х годов внешний облик горожан изменился, кончилась эпоха сапог, вошли в моду элегантные остроносые ботинки. У Василия Аксенова в повести «Коллеги» есть показательная фраза: «Крепкие башмаки, но – Боже! – неостроносые! Сложная проблема элегантности» ¹⁸². Советские обувщики, правда, не поспевали за модой. Мужские полуботинки фабрики «Скороход», например, в конце 1950‐х годов не только не соответствовали новым эстетическим требованиям, но были вообще малопригодны для носки, так как весили 1 кг 200 г каждый! Ситуацию немного улучшала попадавшаяся на советских прилавках импортная обувь. На рубеже 1950–1960‐х она, конечно, была предметом повышенного спроса. Анатолий Найман вспоминал, что внезапно понадобившиеся ему остроносые венгерские туфли можно было купить только через знакомую продавщицу. Неудивительно, что в конце 1950‐х годов человек, обутый в узконосые ботинки, привлекал к себе повышенное внимание, как отмеченный знаком особой элегантности. Актриса Татьяна Доронина, описывая свою первую встречу в 1958 году с актером БДТ Павлом Луспекаевым, вспомнила, что ее буквально сразил вид его обуви: «Я смотрю и вижу именно ботинки. Я боюсь поднять глаза. Я уставилась на эти узконосые модные черные ботинки со шнурками» ¹⁸³. По воспоминаниям Евгения Евтушенко, примерно в это же время «в одном рабочем клубе на сцену начали выскакивать дюжие молодцы с красными повязками, которым в моих остроносых ботинках почудился вызов пролетарскому вкусу» ¹⁸⁴. В начале 1960‐х годов в СССР появилась австрийская и английская обувь. Единственным ее недостатком была дороговизна. Современники вспоминали, что в 1961 году супермодные остроносые английские туфли из‐за своей высокой цены «спокойно лежали» на полках советских магазинов. Отечественные же остроносые ботинки стали делать лишь в начале 1960‐х годов. Первыми в стране надели советские строгие туфли из черного хрома с зауженным носком ленинградские мужчины. Такую обувь начала изготавливать городская обувная фабрика «Восход». Конечно, привычные, удобные и практичные галоши надеть на остроносые ботинки – знак хрущевской оттепели – практически невозможно.

Еще больше проблем возникло у женщин, ведь модная обувь конца 1950‐х годов обладала в дамском варианте еще и новой формой каблука. В Европе ее называли шпилькой, а в СССР иногда именовали «гвоздиком» из‐за расположенного внутри металлического штыря. Туфли такого фасона были сначала только импортными. Отечественные производители приблизились к освоению новых тенденций в 1960‐х. Советская пресса уже рассказывала о многообразии изделий обувщиков, перечисляя «элегантные вечерние туфли из замши и лакированной кожи на каблуке, который модницы называют шпилькой, «различные туфли на тонком среднем каблуке, туфли разных фасонов и цветов с каблуком от 25 до 75 мм, с закрытым и открытым носком, с закрытым и открытым задником» ¹⁸⁵. В реальности половина всей выпускаемой обуви пока еще шилась по моделям 1954–1958 годов, что вызывало резонное недовольство женщин. Они писали в газеты: «Считаем, что женщины – не футболисты и достойны более изящной обуви» ¹⁸⁶. В то же время галош и бот, в которые спокойно прятались относительно старомодные туфли на толстых, массивных каблуках, хватало. Это позволяло обуться по погоде и без особых затрат.