Банкротства и разорения мирового масштаба. Истории финансовых крахов крупнейших состояний, корпораций и целых государств - Александр Соловьев Страница 20

В благодарность она засыпала отца нежными записочками, которые красовались на его рабочем столе в качестве бесценных сувениров.

К сожалению, умудренный опытом Джеймс ухитрился изрядно отравить единственной наследнице удовольствие от сказочного богатства. Разумеется, из лучших побуждений.

Завещав ей $100 млн, он добавил к ним один-единственный жизненный принцип: «Не доверяй!»

«Запомни, тебя всегда будут любить только за твои деньги, а не за твои достоинства», – внушал он застенчивой дочери. Что, согласитесь, скорее напоминает родительское проклятие, нежели благословение чадолюбивого старца.

* * *

Джеймс скончался в 1925 году. Дорис отметила 13–летие и получила стомиллионное наследство. До поры до времени оно было, правда, отдано под присмотр душеприказчиков.

Зато сакраментальное «Не доверяй!» осталось в ее полном и единоличном распоряжении.

Первой последствия отцовского воспитания ощутила мать Дорис. Она решила улучшить свое материальное положение, продав семейную ферму в Нью-Джерси, включавшую 30–ком-натный особняк, крытые теннисные корты и искусственные озера.

13–летняя Дорис вспомнила, как приятно было посиживать под тамошними деревьями на шелковых подушках, и недолго думая… подала на мать в суд.

И выиграла. Ферма осталась во владении семьи.

После чего Дорис спокойно удалилась в Нью-Джерси. Где безмятежно дожидалась совершеннолетия, совершенствуясь в танцах, исполнении джазовых композиций на фортепиано и чтении биржевых сводок.

Через шесть лет Дорис получила первые $10 млн из наследства и превратилась в одну из самых перспективных невест предвоенной Америки. Что ни на йоту, увы, не прибавило ей доверчивости.

Длинная серия романов и бракосочетаний неизменно завершалась разочарованиями – в полном соответствии с отцовским напутствием.

Первый супруг, Джеймс Кромвель, которому уже шло к 40 годам, в первую же брачную ночь вместо того, чтобы выполнять свой супружеский долг, вовлек ее в увлекательную беседу на тему о том, какое ежегодное содержание она согласна ему платить.

Схема эта, увы, безукоризненно функционировала на всем протяжении ее богатой треволнениями приватной жизни.

Дорис Дюк была образованна, обаятельна и умна. Ее деловые качества не вызывали ни тени сомнения. (Унаследовав в 1912 году $100 млн, она за 60 лет превратила их в $1,5 млрд).

Даже самый беззастенчивый подхалим не рискнул бы назвать ее красивой. Но небанальная внешность, умело подправленная визажистами, модельерами и ювелирами, производила весьма эффектное впечатление.

Короче, все, что нужно для счастья, у нее было.

Но, на собственную беду, Дорис Дюк была чересчур богата.

Возлюбленные теряли голову при взгляде на ее коллекцию древнего исламского искусства, на ее драгоценности, лимузины, на ее поместья в Нью-Джерси, Калифорнии, Род-Айленде и на Гавайях.

Она не выдерживала конкуренции с собственным банковским счетом.

* * *

От недолгого брака с Кромвелем у Дорис остался приобретенный во время медового месяца дворец в Гонолулу. А в придачу привычка нанимать сыщиков для слежки за своими благоверными и предаваться любви на стороне.

Она быстро установила личный рекорд, за несколько месяцев пополнив свою свиту гавайским чемпионом по плаванию, малоизвестным английским аристократом Алеком Каннингемом и голливудской звездой Эрролом Флинном.

Прочие остались безымянными. Роман-экспресс в поезде Нью-Йорк – Калифорния Дюк прокомментировала так: «Ну, там же было совершенно нечего делать, в этом поезде».

Смирившись с тем, что мужчин следует покупать, соизмеряя размер вознаграждения с силой страсти, она уже не отступала от этого принципа.

Согласно ее наблюдениям, быстрее всего европейские и американские красавцы покупались на недвижимость.

Латиноамериканец Порфирио Рубироза был известным европейским жиголо. И привлек внимание Дюк тем, что крутил роман с тогдашней знаменитостью и признанной красавицей – французской актрисой Даниэль Даррье.

Дюк деловито вмешалась в этот роман и соблазнила Пор-фирио, купив ему дом в Париже.

Следующий экземпляр – мексиканский джазист Джое Кастро – обошелся ей несколько дороже. Зато он был существенно моложе и организовывал для нее упоительные путешествия по ночным кабакам Лос-Анджелеса. По случаю этого романа она купила в Беверли-Хиллз виллу, на которой прежде проживал Рудольфо Валентино.

Правда, как женщина деловая, Дюк никогда не упускала возможности вернуть себе вложенное, по возможности сторицей. Так что после завершения и этого романа ее адвокаты виллу у Кастро отвоевали.

И Дюк разделила ее со своим следующим спутником, дизайнером Эдуардо Тиреллой. Для Дюк роман закончился тяжелым разочарованием – Эдуардо предпочитал мужчин. Ему самому роман стоил жизни.

Выезжая однажды на лимузине за ворота виллы, Дорис насмерть переехала незадачливого кавалера. На следствии она поклялась, что произошел несчастный случай. В том же убедительно поклялись ее друзья, телохранители, прислуга и соседи.

Возможно, так оно и было.

Во всяком случае, после смерти Тиреллы Дюк перестала столь энергично коллекционировать любовников. И посвятила себя благотворительности, сочтя, что для ее возраста подобный способ тратить деньги более естественен.

С особым пристрастием она покровительствовала актерам и вымирающим видам животных.

Впрочем, ее благотворительность бывала подчас не менее эксцентрична, чем ее романы. Однажды Дюк подарила $5 млн… Имельде Маркос, супруге филиппинского диктатора. Деньги пошли на то, чтобы заплатить залог за Имельду, арестованную в США.

Потом Дюк добавила еще $5 млн, чтобы помочь Маркос оплатить адвокатов. На сей раз уже в долг. Говорили, правда, что Имельду Дорис называла глупой курицей. Зато сам элегантный казнокрад Фердинанд Маркос ей чрезвычайно импонировал.

* * *

В середине восьмидесятых у Дорис Дюк оказалось больше денег, чем когда бы то ни было. Только запасы золота в ее банковских сейфах оказались столь велики, что ежегодная их инвентаризация обходилась Дюк в $150 тыс.

В отличие от отца, которого старость и рост благосостояния сделали болезненно подозрительным, Дорис с годами делалась все великодушнее.

Разумеется, ее продолжал охранять взвод телохранителей, усиленный сворой овчарок. Но перед новыми знакомцами, которых Дюк сама «назначала» друзьями дома, охрана пасовала.

Мужчина и женщина, появившиеся в поместье в Нью-Джерси на исходе восьмидесятых, относились к категории личных протеже хозяйки.

Первой была черноволосая танцовщица с экзотическим именем Чанди и прозаической фамилией Хеффнер. Находкой для салонных приемов ее вряд ли можно было назвать. Так как ее профессией являлось исполнение танца живота в американских кабаках.