Тайна Кира Великого - Сергей Смирнов Страница 20

Итак, все были хороши, но чересчур мрачны. Поэтому я попытался сделать верный выбор, полагаясь на чутье.

Я осмотрел один фланг, потом — другой и подумал, что рассержу царя своей разборчивостью. Все воины по­глядывали на меня безо всякой приязни.

Но вдруг я почувствовал на себе чей-то взгляд, при­стально меня изучавший, и с изумлением заметил ма­ленького всадника, словно таившегося поодаль, за мо­гучей конницей. Он следил за мной, как следят за врагом из леса.

Стоило сделать шаг в сторону, как он тоже сдвинулся, уже явно прячась за одним из могучих великанов. Такая игра мне понравилась — победить в ней было куда легче, чем в игре в кости с царем. Два обманных движения — и вот он на миг открылся весь моему взору.

Всадник оказался юн и на вид хрупок, а главное — не перс, а выходец из скифских степей. Маленький, со­всем юный скиф, одетый по-степному — весь в коже с головы до ног, от зимней шапки с длинными ушками до башмаков с кожаными тесемками. Скиф, укутавшийся в очень просторную кожаную накидку с оторочкой из короткого меха по верхнему и нижнему краям. Вместо застежки эта накидка имела спереди несколько прорезей, через которые были пропущены косичками длинные ко­жаные ремешки.

За спиной у маленького скифа торчал длинный лук.

«Вот этот царский слуга мне подойдет!» — с некоторым ехидством решил я и переспросил Кира:

— Могу выбрать любого?

— Сказано,— ответил царь персов в явном нетерпении.

— Беру того,— указал я в пустой просвет между всад­никами, уже уверенный, что смогу объяснить свой выбор.

— Хатиуш,— позвал царь, и вперед, нам навстречу, тро­нулся всадник, за которым скрывался скиф.

— Того, кто прячется за славным воином по имени Хатиуш,— в полный голос уточнил я.

Хатиуш замер. Царь поднялся со своего походного трона и тоже замер. Трудно было ожидать, что он растеряется.

Отступать было нельзя, и оставалось повторить свой выбор громко и решительно:

— Призываю того, кто так умело прячется в засаде. Та­кой лазутчик нужен для дела.

И вот через брешь в строю великанов въехал скиф на своем легком, серой масти жеребце.

Одеть бы его так, как эллинские матери одевают своих отроков для выхода в общественные места — несомненно, получился бы настоящий юный Парис. Да, признаюсь, я сразу залюбовался этим степным юношей, его тонкими чертами, красивым изломом тонких бровей, чуть-чуть пухлыми, но при том решительными губами, обличав­шими в нем далеко не низкое варварское происхождение. И взгляд его миндалевидных серых глаз удивлял смело­стью и достоинством. Разглядев скифа поближе, я опре­делил его возраст в семнадцать, самое большее — в во­семнадцать лет.

— Вот такой лазутчик и несомненно меткий стрелок пригодится как нельзя лучше,— и в третий раз повторил я свой выбор, прекрасно понимая по выражению на ока­меневшем лице Кира, что для только что помилованного убийцы веду себя с неописуемой наглостью.

Но уж испытывать Судьбу — так испытывать до конца!

— Азал! — резко произнес Кир имя скифа и направил свой перст в сторону бреши.

Дело ясное: он велел скифу вернуться на место. Однако скиф еще раз быстро взглянул на меня с холодным любопытством, затем молниеносно, подобно ласке, спрыгнул с коня и, оказавшись коленопреклоненным перед царем, поцеловал его в широкий узорчатый браслет, туго обхвативший запястье царской руки.

— Царь! — воскликнул скиф высоким и чистым юно­шеским голосом.— Я поеду! Твое слово, царь!

— Встань! — твердо, но при том с удивившей меня по­датливостью повелел Кир.

Скиф Азал живо поднялся и легким движением поп­равил на себе накидку.

Кир посмотрел ему в глаза, потом повернул голову в мою сторону и, не мигая, долго и пытливо смотрел на меня. Казалось, он пытается разрешить какую-то за­гадку.

Азал стоял перед царем, чуть склонив голову. Снова повернувшись к скифу, Кир властно произнес:

— Мое слово!

А затем указал на коня. И мига не минуло, как скиф взлетел в седло.

— А ты, эллин, подойди ближе,— велел мне царь персов. Я двинулся к нему, полагая, что мы оба испытываем на прочность эллинскую Судьбу.

— Ближе,— велел Кир, стоило мне остановиться в двух шагах от него.

И вот мне пришлось войти в облако его теплого дыхания.

— Кратон, у тебя острый глаз. Да, мне очень пригодится такой слуга, как ты,— почти шепотом произнес он.

Я приложил ладонь к сердцу:

— Благодарю тебя, царь, и прошу прощения, если для честной службы приходится преступать пределы дозволен­ного.

— Митра — великий хранитель пределов,— сказал Кир.— Учти, Азал со ста шагов попадает стрелой в глаз летящей голубице.

— Обещаю тебе, царь, что не стану удаляться от Азала более чем на две сотни шагов.

Рот Кира растянулся в улыбке, и под усами открылся Ряд ровных, крепких зубов — редкое явление для человека его возраста.

— Ты взял на себя две службы, Кратон, смотри не упусти обе, как двух зайцев,— предостерег он меня.— Ты головой отвечаешь за Азала. Потеряешь — оставайся зверем в горах, уходи служить к Гарпагу или возвращайся в свой Милет. Твое дело. Уйдешь — буду хорошо знать эллинов и их Судьбу.

И вновь — ни скрытой угрозы, ни какого-либо недо­верия. Только испытание чужой души — вот чего, как ни удивительно, желал Кир, варварский царь в своих далеких варварских горах.

— Обещаю тебе, царь, что не стану удаляться от Азала дальше чем на двадцать шагов.

— И ближе не подходи. Скифы любят простор и волю. Они пугливы. Только в случае грозящей опасности ты мо­жешь спасать его любым удобным способом. Запомни мои слова.

Так соблазнила меня новая загадка Кира.

Искренне признаюсь, что у меня не возникло ни малейшего стремления к побегу. Почему? Ответов не­сколько. Скамандр, верно, уже считал меня «почетным гражданином», и разубеждать его в этом представлялось опасным. Первый раз в жизни, а вернее как бы родив­шись заново, я давал настоящему царю по крови, хоть варварскому, но все же царю, такие обещания, которые возвышали меня в собственных глазах. Да и вправду моя судьба уже принадлежала ему, как честно проиг­ранная в кости. Наконец, всякий Болотный Кот очень любопытен по натуре, а здесь, в горах, судьбу одного слегка заплутавшего Кота решали столько загадок, что не разгадать хоть одну из них означало признать себя уже ни на что не годным, глупым и потерявшим всякое чутье Котом.

Подозревал ли Кир, что я могу сбежать, не знаю. Но повторяю: он, как мне представляется, всегда испытывал этот мир, старался познать его и, значит, покорить своим способом — не прибегая к пыткам, разрушению и казням! Теперь почти уверен: он желал, чтобы мир принял и признал его власть как естественную правду, такую же естественную и вечно плодоносящую, как весенний дождь, поток горной реки или обыкновенный теплый день.