Лето Виктора Цоя - Юрий Айзеншпис Страница 20

Сразу после окончания школы я попробовал поступить в МЭИ, на радиотехнический факультет. Почему именно в МЭИ? Ну, наверное, влекло к старым добрым местам, где вполне счастливо провел свое детство. Почему именно на радиоэлектронику? Модное было словечко, да и идея весьма привлекательная.

Вдобавок когда учился по соседству с институтом в старших классах 631-й школы, то после 8-го класса проходил там практикум. И поразился многим «чудесам» науки, которые нам охотно демонстрировали.

Но в желанный институт я не прошел по конкурсу. Ха, наверное, вы думаете про себя: еще бы ему пройти, с такой звучащей фамилией! Вовсе нет, фамилия в моем провале особо ни при чем, да и родственница, двоюродная сестра, работала секретарем экзаменационной комиссии. Просто выступил не лучшим образом, а тогда все было строго и достаточно объективно. В итоге отправился в техникум со схожим профилем – радиоприборостроения. Чтобы без дела не болтаться и в армию не загреметь, ведь тогда еще с ногой проблем не заработал, и меня непременно забрали бы. И забрили бы. Но обучение как-то не заладилось, и через полгода за тотальную непосещаемость меня отчисли. И уже больная нога спасала от армии.

А еще через пару лет, в 1965 году, я поступил на вечернее отделение экономико-статистического института. Того самого, что на Пироговке, в Большом Саввинском переулке. Вначале я держал весьма суровые экзамены в безумно престижный Плехановский, но баллов заметно не хватило. Уже после поступления выяснилось, что у меня общие друзья и с ректором вуза, и с деканом факультета Юрием Ивановым. И, главное, что оба они заядлые меломаны. На этом и сошлись. Меня представили руководству как большого знатока и любителя современной музыки, и я подкрепил этот статус несколькими весьма дорогими и редкими дисками. В подарок. Несомненно, это знакомство давало определенные поблажки в процессе обучения, достаточно вспомнить хотя бы мои длительные гастрольные поездки. К декану обычно стояла очередь из студентов с их многочисленными просьбами и проблемами, но я уверенно шел мимо всех. Секретарша только успевала возмутиться:

– А вы, товарищ студент, куда это?

– А мне назначено…

Увидев меня, декан быстро закруглял разговор и нетерпеливо спрашивал:

– Ну, показывай, чего новенького?

– А вот послушайте.

Я ставил диск на проигрыватель, и декан начинал пританцовывать, предвкушая удовольствие меломана.

Впрочем, если музыканты «Соколов» месяцами не приезжали в Москву, мой статус директора позволял это периодически делать. «Настраивал» работу на месте и уезжал сдавать зачеты. Фактически во многом я учился экстерном, ибо большинство лекций приходилось пропускать. Учебные «хвосты» висели всегда, но и всегда находились ходатаи, которые шли и решали мои проблемы. Не с пустыми руками, конечно. Впрочем, это не выстраивалось в систему исключительно корыстных отношений, поборы, типа пронизавших нынешнюю систему образования, просто небольшие дружеские поблажки. Тогда ведь и сам профессорско-преподавательский состав был относительно элитным «сословием», куда состоятельнее сегодняшних бедолаг, нуждающихся практически во всем. Я это знаю на примере моей сестры: работает в школе и получает даже не копейки – сущие гроши!

При этом она учит детей, учит будущее нашего общества, и это общество так вот «высоко» оценивает ее труд. Это, конечно, позор!

Институт я окончил по специальности инженер-экономист. И, уверен, если бы не мои занятия нелегальным бизнесом, в итоге приведшие на скамью подсудимых, передо мной открывалась вполне светлая перспектива участия в научно-техническом прогрессе нашей страны. Я мог стать хорошим специалистом и классным инженером. Бедным, но классным. Даже не сомневайтесь! Как эта перспектива совмещалась в моем сознании и в «картинках будущего» с желанием больших денег и почти физиологической потребности в частной инициативе и предпринимательстве? Не знаю, будущее не позволило мне разрешить этот парадокс. Однако существует, например, такой факт моей биографии: в последние годы обучения в институте, вплоть до самого ареста, я работал в одном из подразделений Главного Управления ЦСУ СССР на Мясницкой, 33. Не отрабатывал и не зарабатывал, а именно работал и достаточно увлеченно. Наш отдел занимался вопросами улучшения статистической обработки различных показателей народного хозяйства, а лично я – преимущественно эксплуатацией целого комплекса вычислительных машин. Тогда они занимали не малую часть рабочего стола, как сегодняшние компьютеры, а большие комнаты по 20–30 квадратных метров. Получалось, что при определенной формальности учебы в институте я получил вполне достойные знания, особенно по тем предметам, которые меня интересовали. Экономика, финансы и математика давались мне легко, вопросы статистики и анализа результатов реально интересовали. И потом в дальнейшей жизни и работе я активно пользовался и этими познаниями и умело их применял на практике. И в профессии нелегального коммерсанта, и в роли легального продюсера. Помимо математики, и там и там особо востребованной оказалась теория вероятности. Впрочем, не столько научная, сколько интуитивная. Конечно, бурлила и моя личная жизнь, хотя уже в эти годы гораздо чаще девушки влюблялись и бегали за мной, чем наоборот. Наверное, наиболее сильные чувства и глубокие отношения в те годы связывали меня с одной девушкой из Югославии, чей отец работал в посольстве одноименной страны. Она жила на Грузинском валу в одном из первых дипломатических домов, прекрасно говорила по-русски и вообще казалась очень милой и страстной, к тому же в чем-то экзотичной. Помню забавную историю, когда ее отец подарил мне джинсы – великую мечту 99 процентов советской молодежи. Даже нет, куда большего процента! Я за подарок поблагодарил, но весьма сдержанно. Щедрый югослав поразился моей вялой реакции…

– Как, разве ты не счастлив?

Я промямлил, что, конечно, бесконечно счастлив, даже красноречие от счастья потерял. Объяснять, что у меня в шкафу висит не менее пяти пар куда более престижных лейблов, я не стал. Встречи с симпатичной и сексуальной югославкой длились года полтора-два, потом они уехали… А следом улетучилось и знание нескольких десятков слов из их языка.

Интересно, что хорошая возможность променять СССР на куда более продвинутую европейскую страну меня как-то не вдохновляла. Я хотел остаться здесь. И жить здесь, как в Европе. Большое и детское заблуждение. А может быть, еще интереснее, что даже после многих лет отсидки мысль покинуть родину меня никогда не посещала. Здесь мои корни, здесь мое дело и здесь мой народ. Поэтому могу совершенно определенно заявить, что я – самый настоящий патриот.

Я поступил на работу в ЦСУ в 1968 году, уволившись из филармонии, и получал на новом месте работы «целых» 115 рублей зарплаты вместо почти полутора тысяч музыкальных. Кстати, именно получал, а не зарабатывал. Зачем?

Совершенно точно не ради этих копеек: у меня присутствовал весьма прочный финансовый задел, который вдобавок постоянно пополнялся. Существовал иной комплекс причин: и определенный интерес к процессу, и ощущение научной перспективы, да и к тому же работа по специальности являлась формальным условием обучения в вечернем вузе. Стопроцентной синекурой мою деятельность называть не стоит, но и понятиями трудовой дисциплины в ЦСУ меня особо не донимали. Я не записывался в журнал прихода-ухода и не объяснял, почему мой обеденный перерыв длился на час больше положенного, и без всяких последствий игнорировал субботники и овощебазы.