Стражи Кремля. От "охранки" до 9 - го управления КГБ - Петр Дерябин Страница 20

Окружив себя пестрой толпой военных дезертиров, главным образом из моряков и латышских стрелков, коммунисты надежно окопались в Петрограде, в Смольном, бывшем в царское время Институтом благородных девиц. И началась бойня беспомощных противников — настоящих и потенциальных. Революционеры, действительные и прикидывавшиеся таковыми, в городах отстреливали всех, кто походив на выходцев из буржуазии, а в деревнях крестьяне не прекращали уничтожать землевладельцев и священников. Число убиенных таким образом несметно, их никогда не подсчитывали и никогда считать не станут.

В то же время, к несчастью для России и граждан, которые ее населяют, в организации эсеров началась фракционная борьба. Эта партия раскололась на правых и левых. Левое крыло, оказавшееся в явном меньшинстве, вначале солидаризовалось с коммунистами и морально поддерживалось Лениным до тех пор, пока это было ему нужно.

Первое правительство коммунистов называлось Советом Народных Комиссаров (наркомов). Оно состояло из пятнадцати человек — все коммунисты, — возглавлял его Владимир Ульянов (Ленин), председатель; среди видных членов можно назвать бывшего меньшевика Льва Троцкого, наркома иностранных дел; Алексея Рыкова, наркома внутренних дел; Иосифа Сталина, наркома по делам национальностей, и Анатолия. Луначарского, наркома просвещения. Чтобы заручиться поддержкой социалистов-революционеров, Ленин вначале поддержал их программу захвата земель крестьянами, а потом некоторых из них включил в правительство, но это заигрывание продолжалось недолго. Нё прошло и месяца пребывания Ленина у власти, как он начал затыкать эсерам рот.

Большевики быстро запретили правые и консервативные органы печати. Левые издания, которые не поддерживали линию коммунистов, дожимались более медленно, но тоже бесповоротно. В качестве своего следующего шага он приказал арестовать и судить — в военно-революционных трибуналах — руководителей консервативных и либеральных групп в Думе.

Для сохранения своей власти Ленин использовал тот инструмент, что и цари до него, — корпус тайной полиции. Он был создан 20 декабря 1917 года и назывался Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем, которая вскоре получила известность под более коротким наименованием — ЧК. Как и опричнина при Иване Грозном, эта комиссия наделялась неограниченными правами, и вскоре она превратилась в устрашающую организацию, которая проводила красный террор 1917–1922 годов, когда сотни тысяч (некоторые специалисты называют цифру миллион семьсот пятьдесят тысяч человек) представителей всех классов, русских и людей других национальностей, были расстреляны на месте, подверглись пыткам, заключению в тюрьмы. ЧК стала предшественником и примером для ГПУ, ОГПУ, НКВД, НКГБ, МГБ, МВД и КГБ. Она являлась еще Одним порождением извращенного ума Ленина, который вел политические диспуты о народах и ни в грош не ставил отдельных людей. Владимир Ленин не только способствовал распространению волны террора, но и провоцировал и подстегивал его. Когда Максим Горький и другие менее кровожадные деятели протестовали против террора, то председатель Совнаркома парировал их упреки такими софизмами, как «яичницу не зажаришь, не разбив яйца». Поэтому нарекания более поздних коммунистов относительно крайностей Сталина представляют собой обычную галиматью: пример показал «святой» Ленин. И возможно, если бы этот калмык-полукровок сохранил жизненные силы и пожил подольше, то по количеству пролитой крови мог бы затмить своего грузинского преемника.

В отличие от Сталина, Ленин не обладал такой специфической отвагой, чтобы принимать личное участие в проведении террора. Он поручил черную работу по организации и руководству ЧК склонному к этой деятельности фанатичному поляку, сыну богатого землевладельца Феликсу Дзержинскому, который до этого назначения выжидал своего часа, находясь на неброском посту коменданта штаб-квартиры большевиков в Смольном институте. Впоследствии возведенный в мелкого святого в коммунистическом пантеоне России, Дзержинский не проявлял ни малейших угрызений совести, устраивая массовые бойни людей: в конце концов, жертвы для него были всего лишь чужеземцами. При вступлении в свою должность этот профессиональный революционер высказал такой тезис в оправдание своих предстоящих зверств: «Не думайте, что я стану искать формы революционного правосудия. Сейчас нам правосудие ни к чему. Теперь нам нужна смертельная хватка».

В середине января 1918 года, когда этот польский паладин пробыл на своем посту меньше месяца, якобы было совершено покушение на крупного начальника, которого он должен был охранять. Появились разные сообщения — все несколько подозрительные, — в которых описывается, как стреляли в Ленина и промахнулись, когда тот проезжал по улицам Петрограда. Согласно рассказам, некий Фриц Платтен, странствующий политический авантюрист из среды швейцарских коммунистов, оказавшийся в то время в России, ехал вместе с Лениным в автомашине. Он будто бы загородил собою коммунистического лидера и таким образом спас его от пуль убийц. Как выяснилось, Платтен действительно получил легкое ранение — от осколка разбитого ветрового стекла. Вообще вся эта история сильно смахивает на вымысел. Наиболее правдоподобно данное происшествие можно объяснить тем, что автомобиль Ленина случайно заехал в такое место, где происходило привычное вооруженное ограбление и шальная пуля угодила в ветровое стекло машины. Или завязалась перестрелка между «революционерами». Иначе не понять, как Сталин осмелился ликвидировать Платте на, такого «героя», во время чисток тридцатых годов. Но каково бы ни было объяснение инцидента, тогда никого не поймали и даже никого не обвинили в покушении. Но этот случай подтолкнул Дзержинского к еще более массовым казням несчастных «врагов народа».

Между тем Ленин старался поскорее захватить всю полноту власти, как показало первое — и последнее — заседание Учредительного собрания. Оно было избрано в ноябре предыдущего года, и в нем подавляющий перевес имела партия эсеров, но это нисколько не обескуражило Ленина. Он заполнил зал заседания Учредительного собрания матросами из Кронштадта, красногвардейцами и чекистами и даже подтянул к зданию пулеметы и пушки. После такой демонстрации силы коммунисты прихлопнули представительный орган даже с большей легкостью, чем когда-то Николай II распустил Думу.

Дабы закрепить успех, 19 января 1918 года, через два дня после разгона Учредительного собрания, матросы-большевики ворвались в петроградскую больницу и пристукнули там двух консервативных лидеров (от партии кадетов, конституционных демократов): профессора Федора Кокошкина и доктора Андрея Шингарева. Через месяц другие матросы устроили побоище на юге страны — отряды черноморского «флота» перебили «буржуазию» в Севастополе.

Одновременно с борьбой за контроль внутри России, как базы для коммунистического захвата власти во всем мире, Ленин неустанно трудился также и на поприще иностранных дел, особенно в связи с тем, что Первая мировая война, вступила в завершающую стадию. Правительство кайзера Вильгельма, которое разрешило Ленину проехать через Германию в 1917 году для создания хаоса в России, хотело теперь вывести ее из войны, чтобы немцы могли сконцентрироваться на западном фронте, Ленин еще больше кайзера хотел выйти из войны, правда, с другой целью — ради осуществления мировой революции. Вскоре после захвата власти он поручил Троцкому, наркому по иностранным и военным делам, ведение мирных переговоров с немцами. Переговоры эти проходили трудно и продолжались несколько месяцев. Но в конце концов, в марте 1918 года, коммунисты подписали позорный Брест-литовский договор с Германией. По его условиям, Россия согласилась уйти из Финляндии и из тех районов, в которых позже возникли Прибалтийские республики, вывела войска из Украины, возвратила оккупированные территории Турции и демобилизовала свою армию. Перед самым подписанием этого документа немцы оказали дополнительное давление на коммунистов, двинув войска к Петрограду и вступив в бой с подразделениями только что созданной Красной Армии. Именно страх перед этим наступлением — и ничто иное — вызвал перенос столицы России из Петрограда обратно в Москву, которая находилась на более безопасном расстоянии от немецких частей.