Громов - Игорь Цыбульский Страница 20

— Ну, лейтенант, готов командовать взводом? — спрашивает меня капитан.

— Так точно, готов.

— Ладно, погладим. Знакомься со своими коллегами! — И представляет мне взводных: — Вот Шаровер, а это Боховер. Шаровер — командир первого, Боховер — третьего взвода. А это, — показывает на меня, — теперь у нас командир второго взвода.

Вроде бы все идет как надо.

Тут мои коллеги хором говорят:

— Встань, салага!

Я вскочил.

— Ты знаешь, как в армии представляются старшим молодые офицеры?

— Понятия не имею! — отвечаю, хотя, конечно, уже все сообразил.

Ну, они тут же стали меня учить — то есть подробно объяснили, куда идти и что там купить… Это происходило днем, во второй, правда, половине. Ну а вечером, на этом же столе, растолкав в стороны карты, каски и агитплакаты, расставили мои покупки и я, как положено, представился «старикам». Все получилось здóрово, хотя я, признаться, и в молодости таких приемов не любил. Но тут все вышло очень душевно и они приняли меня в свои рады. На этом первый армейский рабочий день счастливо подошел к концу.

Ротный сказал, чтобы завтра я явился в рабочем виде. Утром я пришел, конечно, уже не в парадной форме и с легкой головной болью. Был представлен своему взводу. Началась моя служба.

Такой встречи не забудешь! Суровый капитан, который казался мне настоящим стариком, хотя ему было немного за тридцать, и два бравых еврея — два замечательных мужика, которые стали моими друзьями.

Боховер — полковник сейчас. Живет у нас в Московской области в городе Королеве. Мы с ним по-прежнему поддерживаем дружеские контакты. Где Шаровер — не знаю. Пути наши разошлись, к сожалению, и я его потерял.

Служба в Прибалтике была тяжелая, сложная, но интересная и очень мне нравилась.

Вот еще одно необычное дело. Мы много занимались в Калининграде поисками Янтарной комнаты. Той самой, что была вывезена фашистами во время Великой Отечественной войны. Даже план существовал, по которому наша рота раз в три месяца на неделю превращалась в отряд археологов-кладоискателей. На это время нам выделялся определенный участок работ, и мы там копали, лазили по бесчисленным подземельям, простукивали тысячелетние многометровой толщины стены.

Копали в основном в районе знаменитого Кенигсбергского замка. Наземная часть его была сильно разрушена. Но гигантские подвалы со множеством подземных ходов сохранились.

Скажу сразу, никаких следов Янтарной комнаты нам обнаружить не удалось. Находили же мы в основном секретные фашистские подземные заводы. Они были затоплены, но при этом все оборудование прекрасно сохранилось. Помню, вытаскивали оттуда разные станки. Они были покрыты толстым слоем смазки. Станки находились в полной исправности, сотри смазку и можно работать.

Многое здесь напоминало о прошедшей войне. И в армии тогда служило большое количество фронтовиков. У меня был командир батальона подполковник Евтушенко Николай Васильевич. От него мы узнали о войне много интересного. Он был по нашим понятиям совсем старым человеком. Между собой мы называли его «Батя», он пользовался огромным уважением.

«Батя» действительно по-отечески к нам относился, очень любил работать с молодыми офицерами, оберегал и поддерживал. Потом, когда мне пришлось попасть на настоящую войну, я много раз вспоминал «Батю» и благодарил за то, чему он нас научил.

Четыре года я прослужил в Прибалтике. Был командиром взвода, потом командиром роты. Мои друзья — командиры соседних взводов, тоже выросли. Боховер ушел в политработники, Шаровер — теперь уж не помню куда, тогда я его и потерял, о чем жалею.