Битва за Атлантику. Эскорты кораблей британских ВМС. 1939-1945 - Денис Райнер Страница 20

Мы присоединились к эскорту сформированного конвоя.

Капитан всегда испытывает немалые затруднения, если его корабль отправляют в поход с чужой группой. Старшие офицеры эскортных групп разрабатывали для своих кораблей особую тактику, вводили специальные кодовые обозначения отдельных приемов, маневров и операций. Позднее, когда командующим флотом Западных Подходов стал адмирал Макс Хортон, а его советником по тактике капитан Гилберт Робертс, все тактические вопросы стали отрабатывать и унифицировать в тактической школе. Наиболее удачные решения, стандартные приемы и операции были включены в рекомендованное для всеобщего применения руководство. Но все это произошло позже. А в январе 1941 года присоединение к незнакомой группе означало, что на тебя обрушивается лавина кодовых обозначений, ни одно из которых ровным счетом ничего для тебя не значило. Если ты вольешься в группу утром или в середине дня, вероятнее всего, детали особо сложных маневров будут переданы тебе световыми сигналами. Иногда, конечно, можно с оказией получить пакет, упакованный в водонепроницаемую пленку, в котором будут все приказы по группе, да еще и отпечатанные. Но такое бывает редко. Ведь тебя могут отозвать так же быстро, как и прислали, и старший офицер эскорта лишится и нужных бумаг, и тебя. Чаще всего ты появляешься ближе к вечеру, в сумерках, когда запрещены все световые сигналы, кроме экстренных. И вот тогда велика вероятность того, что среди ночи тебя разбудит сигнальщик, чтобы сообщить какие-нибудь странные слова.

– Кракатау, сэр.

– Кракатау? И что это может значить?

– Похоже, какое-то кодовое обозначение, сэр. Я вижу осветительные снаряды и ракеты по другую сторону от конвоя. Забавная группа, не правда ли, сэр? Лучше бы нам поскорее попасть в свою. Там хотя бы говорят по-английски.

– Ну и что мы будем делать с этим «Кракатау», сэр?

– Мне очень жаль, но я понятия не имею. Займем, пожалуй, места по боевому расписанию и будем ждать. Дайте, пожалуйста, сигнал тревоги, а я пока застегну дождевик.

Но чего ждать? Атака более чем одной подлодки в то время была для нас совершенно новым явлением. Поэтому разные люди, действуя независимо друг от друга, пытались найти некую общую тактику, которая при одновременном ее применении всеми кораблями группы заставила бы немецкие подводные лодки уйти под воду, где они становились доступными для единственного противолодочного оружия, которое у нас было на вооружении, – ас дика. Все группы искали средство для достижения одной и той же цели. В каждой были разработаны почти одинаковые приемы и маневры, но обозначенные разными кодовыми словами, с помощью которых давалась команда приступить к их выполнению. Каждый старший офицер считал свое решение оптимальным. Требовалось затратить немало усилий, чтобы убедить, к примеру, коммандера Бланка, что его операция «Кракатау», по сути, то же самое, что официальная операция «Лютик», но если он будет использовать обозначение «Лютик», то все дополнительные корабли эскорта, которые время от времени появляются в группе, будут точно знать, что от них требуется.

Мы встретили конвой в районе Инистрахалла. Он шел не на север – через Минч в Канаду и Америку, как наш первый конвой, а в противоположном направлении – на юг. Он должен был добраться до 20-го градуса западной долготы, затем повернуть на юг и следовать до точки, расположенной к юго-западу от Азорских островов, а затем рассредоточиться. Оттуда часть судов шла в Африку, а другая часть – на запад в Аргентину и Бразилию. Остальные суда под охраной эскорта должны были идти в Гибралтар.

Когда мы встретили конвой, он уже сформировал походный ордер. Старший офицер ничем не напоминал добряка с «Велокса», который заботливо «пас» новичка. Погода была премерзкой, конвой – трудным, а все наши действия неправильными. Здесь следует отметить, что для многих старших офицеров чрезмерная усталость и сопутствующая ей раздражительность – обычное состояние. В порту им приходилось делить свое время между посещением всевозможных совещаний, представлением в разные инстанции отчетов и докладов, а между тем и группе необходимо было уделять внимание. Все это отнюдь не добавляло бодрости и оптимизма, к тому же люди встречались разные.

С юго-востока налетел сильный ветер с дождем. Теперь нам предстояло воочию убедиться, что не бывает одинаковых конвоев. В предыдущем, тихоходном, суда имели примерно одинаковую скорость, но этот конвой был составлен из судов, следующих в разные порты и имеющих разные возможности. Вместо 7 узлов мы пытались делать 9. Это было очень мало для судов, которые могли идти со скоростью 16 узлов, зато слишком много для остальных. Суда теснили друг друга, как лошади в стойле. Те, которые везли снабжение для армии в Египте, были загружены до максимума и сидели в воде низко. Другие были гораздо более легкими. Волнение и ветер «выносили» легкие суда из походного ордера. Стремясь во что бы то ни стало вернуться обратно, они выжимали из машин больше, чем это было возможно, выбрасывая в воздух длинные языки черного дыма – кошмар каждого командира эскорта. Конвой стал больше похож на стадо овец, чем на организованную команду. Пока старший офицер эскорта рвал на себе волосы и метался впереди конвоя, «Вербена» заняла место позади, всячески стараясь вернуть на место «младенцев», постоянно вываливающихся из «люльки». Между нами и старшим офицером шел постоянный обмен сигналами. Часто их было невозможно прочитать, потому что его корабль все время загораживал кто-то из «купцов». Уже потерявшие способность соображать, донельзя замотанные сигнальщики продолжали передавать сообщения, независимо от того, можем мы их прочитать или нет.

«Номер 14 дымит, остановите его».

«Номер 23 вышел из ордера».

«Номер 35 вышел из ордера».

«Почему вы так медленно реагируете на сигналы?»

«Займите правильную позицию!»

Так продолжалось трое суток. Все это время я оставался на ногах, старательно реагируя на беспрерывный поток сигналов. Ночью, когда старший офицер вел себя относительно спокойно (в те дни мы еще не знали радиотелефонов), я нес вахту, обеспечивая безопасность корабля. Опытных офицеров у меня не было, а погода держалась такая, что требовалось нешуточное мастерство, чтобы удержаться в своей позиции. Кругом темно, как у черта за пазухой, и только иногда мелькает расплывчатое серое пятно – это замыкающее судно центральной колонны поднялось на волне, наполовину обнажив гребной винт и взметнув облако кипящей пены.

За трое суток я спал всего три часа, да и то не подряд. В конце концов мы все-таки повернули на юг, иначе не знаю, сколько бы я еще смог выдержать. Сразу же после этого, надо полагать, для полноты картины, мы вошли в полосу тумана – густого, молочно-белого, мешающего не только видеть, но и дышать. Мы с трудом различали размытые очертания своего корабля – больше не видели ничего, но продолжали идти курсом конвоя. Так продолжалось всю ночь, а на рассвете, когда туман рассеялся, вокруг нас оказалось пустынное море. Ни намека на конвой.

Мне ни разу не доводилось присутствовать на ливерпульских конвойных совещаниях, и никто не удосужился мне сказать, что именно этот командир по известным только ему причинам всегда указывает судам конвоя точку встречи (в которой суда должны собираться, если были рассеяны) не менее чем в 25 милях позади от того места, где он в действительности намерен быть. Я получил световые сигналы относительно точек рандеву на ближайшие три дня и, насколько это было в моих силах, шел в каждую из них по очереди. По крайней мере, я так считал, поскольку держалась облачная погода и определиться я не мог. С момента выхода из Инистрахалла мы все время шли по счислению. На «Вербене» я был един в нескольких лицах и не мог уследить за всем – в расчеты вполне могла вкрасться ошибка. К тому же в них закладывалась ориентировочная скорость конвоя. Да и вообще до появления радара задача поддержания постоянного контакта с конвоем в условиях плохой видимости была самым страшным ночным кошмаром всех без исключения капитанов кораблей эскорта. Корабли эскорта нередко теряли конвои, но, имея возможность точно определить свое местонахождение и зная точки встречи, находили их снова. Так получилось, что в условиях видимости, ни разу не превысившей 1–2 мили, мы вышли в расчетную точку в 25 милях от конвоя и не обнаружили его.