Крупская - Леонид Млечин Страница 20

«Дорогая Надежда Константиновна!

Письмо я получил. Шифр же не разобрал, удалось точно одно число 15, а все остальные не разобрал. Догадываюсь, что в Питер надо было к этому числу. Явку же, повторяю, не разобрал. Буду стараться, может, получится».

Общение с местными организациями большевиков требовало настойчивости и терпения. В октябре 1911 года Крупская обратилась к екатеринбургским социал-демократам: «Ужасно досадно, что мое письмо к вам пропало. Екатеринбургской резолюции мы так и не получили. По какому адресу вы его выслали? Вышлите еще раз по тому адресу, по которому прислали последнее письмо».

Царская полиция установила источник подрывной литературы, проникавшей в Россию. В циркуляре Департамента полиции от 9 февраля 1912 года напротив фамилии Крупская значилось: «Арестовать». Ее заслуги перед революционным движением отмечала не только полиция, но и товарищи. После VI (Пражской) Всероссийской конференции РСДРП (январь 1912) Крупская стала исполнять обязанности секретаря Заграничного бюро ЦК.

Девятого июня 1912 года Ленин и Крупская переехали в польский Краков (тогда город входил в состав Австро-Венгерской империи), оттуда Россия казалась ближе. Сначала жили в отеле «Виктория», потом сняли квартиру. Крупская всё так же вела переписку с товарищами по партии. С присущей ей аккуратностью посылала им нужные книги и журналы. Часто, как она выражалась, «писала химией» — если что-то хотели удержать в тайне.

К революционной работе она привлекла и мать. В августе 1912 года Ленин делегировал одного из социал-демократов по кличке Кацап (Андрея Александровича Полякова) в Вену на конференцию организаций РСДРП. К письму Елизавета Васильевна Крупская от себя приписала:

«Уважаемый товарищ Кацап!

В настоящем письме есть сообщение для Вас химией. Нагрейте это письмо осторожно под лампой.

С социал-демократическим приветом».

В Краков перебрались и Зиновьев с Лилиной. Вначале поселились с Лениным и Крупской в одной квартире. По две комнаты на семью и общая кухня.

«Владимир Ильич вставал обыкновенно часов в девять утра и занимался до получения почты, — описывала распорядок дня Злата Лилина. — Почта приходила в полдень. К чтению почты собирались мы все вместе. Здесь обсуждались все дела, связанные с известиями из России, распределялись статьи для очередного номера “Правды”, и затем мы обедали (обед неизменно состоял из супа и рубленых котлет) и расходились по комнатам. Владимир Ильич отдыхал и занимался, не выходя из своей комнаты, до девяти часов вечера. В девять часов В. И. самолично собирал для отсылки в Россию статьи. Он всегда был готов первым и сам относил почту на вокзал. В. И. просматривал все статьи, отправлявшиеся из Кракова в “Правду”.

Летом, два лета подряд, жили мы под Краковом, в деревне Поронино. Туда выезжали в мае и возвращались в сентябре. И там у Лениных — неизменных две комнатки и кухня в крестьянской избе. И там неутомимая, усидчивая работа в течение семи дней в неделю. Прогулкою служило хождение на почту и к нам — мы жили около почты. Иногда — более продолжительная прогулка в лес, по грибы, очень редко — всего раза два в лето — в горы. Зимой В. И. успевал раза два-три в неделю ходить на каток.

Владимир Ильич был неутомим. Он мог просиживать часы и дни, не отрываясь от работы. Чего не выносил — это шума. Когда Ленин работал, кругом царила абсолютная тишина. Мы все знали эту особенность Ильича и всячески оберегали его покой».

Григорий Иванович Петровский, который после революции станет одним из руководителей Советской Украины, вспоминал Краковское совещание членов ЦК и депутатов-большевиков IV Государственной думы: «Надежда Константиновна в ходе дискуссии по разным вопросам не соглашалась с мнением Владимира Ильича. Возражать Владимиру Ильичу было очень трудно. Но Надежда Константиновна подмечала “погрешности” в его речи. Когда Надежда Константиновна выступала со своими замечаниями, Владимир Ильич посмеивался и затылок почесывал. Весь его вид говорил, что и ему иногда попадает».

В Кракове большевики в складчину встретили Новый, 1913 год. Собрались в кафе, выпили, закусили, спели любимые русские песни. Захотели потанцевать. Петровский отплясывал с Надеждой Константиновной вальс и польку.

«В те времена еще безоговорочно соблюдалось право на политическое убежище, — с грустной иронией писала уже после революции вынужденная бежать от большевиков княжна Зинаида Алексеевна Шаховская. — Ни Франция, ни Англия, ни Швейцария не думали о выдаче или хотя бы о высылке врагов царского режима. Охранка и не помышляла о политических похищениях, вошедших в обычай при Советах. Те, кто занят за рубежом организацией государственного переворота в России, — совершенно спокойно курсируют через границы и смеются над жандармами. Тирания царизма в свете всех прочих, более поздних тираний выглядит вполне безобидной».

Сохранился короткий обмен мнениями на обороте одной листовки, оказавшейся в руках у Ленина в ноябре 1916 года. Он черкнул записку жене: «Мы попали на собрание Социалистического общества трезвенников, где кроме других вопросов будет дискуссия». Крупской присутствующие не понравились: «Тут ископаемая публика. Предлагаю сбежать в заднюю дверь, надо иметь гражданское мужество выбраться как-нибудь из этой грязной истории».

Ленин был не прочь остаться: «Возможно, дискуссия уже была? Итак, не хочешь ждать?» Крупская настояла на своем: «Не хочу!»

Побывавшая в это время у них в гостях подруга Надежды Константиновны рассказывала, что вид «у Владимира Ильича был плохой, его мучили головные боли и бессонница». Очень сильно на него подействовала история с Романом Малиновским, чье имя гремело в большевистской среде. Выяснилось, что Малиновский, член ЦК и руководитель фракции большевиков в Государственной думе, по совместительству — агент охранного отделения полиции.

Роман Вацлавович Малиновский родился в обедневшей дворянской семье. Жизнь у него была трудная. Когда царская власть разрешила профсоюзы, организаторская жилка сделала его, работавшего тогда токарем, секретарем крупнейшего в России союза металлистов. В 1910 году его арестовали в Москве за попытку создать нелегальную типографию. И умело завербовали.

Заподозрила Малиновского секретарь думской фракции большевиков Елена Федоровна Розмирович. Когда ее арестовали, выяснилось, что жандармы знают о ней очень много. Поразмыслив, она пришла к выводу, что некоторые факты были известны только Малиновскому. Роману Вацлавовичу не доверял и первый муж Розмирович — социал-демократ Александр Антонович Трояновский, будущий дипломат, полпред в Японии и Соединенных Штатах (и отец не менее известного дипломата Олега Трояновского).

Розмирович назвала Малиновского провокатором. Ленин категорически отверг любые подозрения в адрес Романа Вацлавовича, которым очень дорожил. Розмирович и Трояновского он, напротив, невысоко ставил. Ленин решил, что между Еленой Розмирович и Романом Малиновским произошло нечто личное, а Трояновский просто ревнует жену.

В провокаторство Малиновского не верили почти все видные большевики. Михаил Иванович Калинин вообще в те годы склонен был считать провокатором самого Ленина, а Малиновскому, напротив, доверял.