Воспоминания розы - Консуэло де Сент-Экзюпери Страница 20

Тонио перевел желание маленькой арабки. Мермоз выругался и нагрузил ее всем имевшимся грязным бельем. Счастливая, она наконец ушла.

Мермоз утверждал, что эта история произошла с Тонио, а тот в свою очередь настаивал, что с Мермозом.

Я любила слушать эти забавные рассказы Тонио. Жаль только, что я пересказываю их так неуклюже, что у меня нет возможности воспроизвести его смех, его голос, потому что он буквально околдовывал слушателей своими историями о пустыне.

* * *

Дворец Глауи с настоящим дворцом роднило лишь название. На самом деле это было огромное здание, состоявшее из роскошных квартир, доходный дом Глауи. Архитектура и внутреннее убранство выдержаны в современном арабском вкусе, испытавшем французское влияние.

Каких усилий стоило мне сделать уютной эту квадратную комнату, залитую лучами безжалостного солнца! Я поняла мудрость арабов: яркому свету можно противопоставить только свет, пространство. Мы застилали мозаичные полы белыми коврами, развешивали на стенах арабские ткани, бросавшие теплые отсветы, а напротив ставили огромные позолоченные медные подносы, игравшие роль столиков. Подносы должны были быть как можно больше. Их покупали на вес, некоторые были из белого металла, но золотые встречались редко. Тонио нравился огромный сероватый, почти черный поднос со стершимся рисунком. Чем дольше на него смотришь, тем меньше понимаешь, что на нем изображено. Мы пытались расшифровать мотивы орнамента, и это стало нашим любимым времяпрепровождением.

За первые недели, проведенные в этой квартире, я поняла, как придать гармонию интерьеру. Мой муж, как все мужчины, не любил перестановок. В его присутствии я не могла даже передвинуть стол, подобные действия казались ему бессмысленными. Меня это угнетало. Но, внимательно изучив расположение окон, отыскав электрические розетки, чтобы можно было читать и писать с максимальным комфортом, я составила свой план.

* * *

Однажды Тонио пришлось выехать на аэродром в три часа; на сей раз, решила я, я не повезу его, потому что это отнимет у меня часа два. Сослалась на головную боль и письмо, которое надо написать родителям. Но Тонио слишком хорошо разбирался в людях. Внутренний голос подсказал мне, что он что-то заподозрил. И точно – он не принял мой отказ. Я не сумела непринужденно сказать: «Я не люблю прощаться с тобой на летном поле». Впрочем, я бы соврала. Каждый раз, когда он уезжал, я дрожала от страха. Однажды я боялась за него больше обычного, потому что совсем недавно похоронили разбившегося пилота. Тогда Тонио специально пролетел над взлетной полосой, просто чтобы посмотреть на меня поближе и помахать мне рукой… Не успел он завершить свой маневр, как радист уже сообщил ему о наказании. Мы дорого заплатили за этот его полет над моей головой.

Так что пришлось мне ехать на аэродром, чтобы не перечить мужу, – эдакая молчаливая, благонравная жена, только слишком уж погруженная в себя. Тонио был сама любезность.

– До свидания, дорогой, не забудь, я положила в твою корзинку с едой свежие овощи, помидоры. Я хорошо их завернула, но достань их, как только прилетишь, иначе они испортятся на жаре. Салат, огурцы и редиску, как приедешь, сразу же положи в воду. Их хватит на неделю, даже если будешь делиться с товарищами. Они порадуются разнообразию после консервов.

Я была единственной женой, которая закупала продукты и набивала свертками пустые канистры из-под топлива… Тонио не любил холодное молоко, но я наполняла несколько термосов сливочным мороженым. Свежее мясо, обложенное кусочками льда, термосы с куриным супом – все было помечено этикетками. Муж был счастлив, раздавая еду товарищам. Сам он вполне мог обойтись хлебом и сыром. Готовка отнимала у меня много времени. В этом был смысл моей жизни: я поставляю ему энергию, которую он тратит в ночных полетах. Кофе должен был быть очень крепким. Я набивала его карманы шоколадом и мятными пастилками. Он постоянно отказывался: «Дорогая, мне ничего не нужно, правда». Но, возвращаясь, неизменно привозил мне подарки от других пилотов, которые ели мой суп и овощи. Они в свою очередь заботились, чтобы Тонио всегда был сыт. «Иначе, – говорили они, – мадам де Сент-Экс перестанет посылать нам еду, которая так скрашивает наш убогий рацион».

В тот день, когда я отказывалась везти его на летное поле, Тонио краем глаза следил за мной. Я хотела уехать до того, как самолет взлетит.

– Дорогой, я немного устала, слишком шумно и пахнет топливом, жарко, я хочу принять прохладную ванну… Потом я пойду в парикмахерскую. Потом в гости к мадам С.

– Ах, прошу вас, когда вы хотите сделать что-то втайне от меня, не надо придумывать столько разных предлогов, одного вполне достаточно, иначе я стану вас подозревать…

* * *

Я вернулась домой спокойная. Он уехал. Я занялась делом. Работала весь день. Когда – совершенно неожиданно – наступила ночь, я еще не закончила. Я отправила Ахмеда и служанок по домам и заснула в огромной ванной комнате на массажной кушетке. Я была в полном изнеможении.

Посреди ночи послышались осторожные шаги по мозаичному полу… легкие шаги, шаги вора… Я ужасно испугалась… Как опрометчиво я отослала слуг! Только повариха спала напротив кухни. Шаги раздавались то тут, то там, я затаила дыхание. Кто-то ходил по моей квартире, как по своей собственной… Ночной гость зажег свет. Я задрожала. Мои драгоценности… Я стянула кольца с пальцев и спряталась в бельевую корзину. Вору не придет в голову заглянуть сюда. Я умирала от страха, у меня не было никакого оружия. Вор, никого не встретив, осмелел и продолжил обход пустых комнат. Ведь все вещи я велела отнести в комнаты слуг, чтобы отмыть стены и поклеить новые обои, переставить мебель… В этом-то и состоял мой план… Наконец вор с фонарем в руках добрался до ванной комнаты и преспокойно воспользовался нашим туалетом. Из корзины мне была видна его голова… Это оказался мой муж! Я зашевелилась, и белье, которым я укрывалась, угрожающе поднялось над краем корзины. Тонио по-настоящему испугался. Я закричала: «На помощь, спасите, я задыхаюсь».

Он застыл, не в силах двинуться от ужаса после того, как обнаружил пустые комнаты, услышал мои крики и увидел меня, борющуюся с обвившимися вокруг шеи рубашками. Наконец я сама выбралась из корзины. Ему показалось, что среди рубашек дерутся двое… Он побледнел и с трудом переводил дыхание. Я обиделась:

– Ты пугаешь меня среди ночи и даже не можешь помочь мне выбраться, я могла бы задохнуться внутри… Я думала, к нам залез вор… Сбросила кольца в корзину. Мои часики наверняка сломались. Какой ты гадкий!

– Глупышка, девочка моя, ты разве не видишь, что я задыхаюсь еще больше, чем ты? Я вернулся. Поехал домой. Я подумал: «Консуэло больше не любит меня. И она права. Она всегда одна. А когда я дома, я размышляю или пишу. Я плохой спутник жизни. Но лучше сказать все сразу, все узнать, все устроить, я не хочу причинять ей боль. Она должна быть с тем, кого любит. Я не могу больше оставлять ее вот так», – и я никуда не улетел. Я попросил Герреро, который сейчас в отпуске, но случайно оказался на аэродроме, лететь за меня, а сам провел весь день, рыская по городу. Сначала я хотел написать тебе, вместо того чтобы идти самому. Но потом подумал: «Она же не выглядела холодной, равнодушной». Я помолился и решил: «Ладно, пойду и выложу ей все начистоту». Вот почему я здесь. Когда я не увидел мебели – ни в нашей спальне, ни в гостиной, нигде, я действительно испугался. Решил, что ты забрала все и уехала навсегда. Все, думаю, завтра же улетаю в Китай. Я искал записку, какой-нибудь след, но ничего не нашел. А ты сидишь себе в корзине! Что ты тут делаешь?