Прорыв начать на рассвете - Сергей Михеенков Страница 20

На первое задание Радовский отбирал людей сам. Необходимо было перекрыть одну из лесных троп, по которой осуществлялась связь окружённых с партизанами и по которой, как сообщала разведка, перебрасывались в район Вязьмы из района Юхнов – Климов Завод грузы.

Он построил взвод, проверил экипировку и оружие. Ещё засветло группа подошла к деревне, занимаемой небольшим немецким гарнизоном. Взводом пехотинцев командовал лейтенант. Он уже был оповещён по рации об их прибытии и потому без лишних слов проводил прибывших на тот беспокойный участок, где накануне разведчики снова наблюдали движение русских.

Тропа уходила на северо-запад. Выныривала из одного лесного массива, тянулась через луг, по редколесью и исчезала в другом. По характеру оставленных следов, натоптанному смёрзшемуся снегу можно было понять, что тропой пользовались регулярно, в течение полутора-двух недель, не меньше. Выпадал снег, закрывал следы, заваливал тропу, но её вскоре натаптывали снова.

Радовский спросил лейтенанта, почему его солдаты не открывали огонь? Тот ответил, что русские появлялись только ночью, что дежурный пулемёт пристрелян по тропе, что огонь регулярно ведётся, но результатов пока, к сожалению, нет.

«Вояки…» – подумал Радовский, осматривая позиции гарнизона. Несколько пулемётов были установлены в каменных фундаментах домов. Зенитная мелкокалиберная пушка торчала раструбами стволов над высокой снежной бровкой. Зенитчики сняли крышу с крайнего дома, разобрали потолок и подняли до середины оконных проёмов пол. Установка, таким образом, располагалась на возвышении. Стрелки имели прекрасный обзор и могли вести прицельный, сосредоточенный огонь как по воздушнымцелям, так и по наземным. Сруб по периметру засыпали снегом. С тыльной стороны к нему вела хорошо прочищенная тропинка. Солдаты размещались на квартирах в тёплых крестьянских домах. Дежурили только пулемётчики и зенитчики. Если учесть, что происходило вокруг, то у лесного гарнизона была не жизнь, а рай…

Радовский осмотрел переход, позиции немцев, поговорил с пулемётчиками и понял, почему здесь до сих пор не подстрелили ни одного обозника: немцы побаивались, что, если они попытаются воздействовать на тропу, их в ответ тут же начнут вытеснять из обжитой деревни, выбьют атакой или по-тихому вырежут в одну из первых же ночей, как это уже не раз случалось с другими такими же немногочисленными гарнизонами. Да и артиллерийская позиция, замаскированная на той стороне, грозила обстрелом в любую минуту. Все цели у них хорошо пристреляны. Снарядов у русских мало, но каждый ляжет точно в цель. «Перемирие» удерживало от крайних мер и тех, и других, и всем оно было выгодно.

Но теперь обстоятельства резко изменились.

Радовский знал, что немцам в этой операции доверять можно только то, что они в любом случае выполнят превосходно. Он приказал произвести пристрелку зенитной пушки по тропе, передвинуть один пулемёт ближе к лесу, другой замаскировали прямо на чистом месте, на лугу, в окопчике.

– Огонь откроете по моему сигналу, – сказал Радовский лейтенанту. – Вначале оба пулемёта, а потом – скорострельная пушка. Прекращение огня – тоже по моему сигналу. Ваши люди должны прекратить огонь одновременно и сидеть, ждать. Ни в коем случае не покидать позиций. Всё остальное сделаем мы.

Радовскому нужны были пленные, чтобы выяснить местонахождение партизанской базы, откуда в окружённую группировку перебрасываются грузы. Необходимо было одним махом решить обе задачи: покончить с партизанами и захватить склад. 5-я танковая дивизия испытывала большую нужду и в медикаментах, и в продовольствии. И командир дивизии намекнул ему, что, если удастся захватить склад, это будет расцениваться повыше, чем просто ликвидация партизан. Эта тропа была тропой переброски под Вязьму именно грузов с медикаментами и перевязочными материалами. Об этом Радовский знал точно. От своего агента. «Вот и проверим, – подумал Радовский, – насколько верна информация Профессора».

Когда немцы перенесли пулемёты на новые позиции, Радовский лёг к одному из МГ, окоп для которого был отрыт прямо в поле, и проверил пристрелку.

– Держи ленту, – приказал он по-немецки пулемётчику. – Видишь ёлочку возле пня?

Немец кивнул. Поднял к глазам бинокль. И снова кивнул.

Первой короткой прицельной очередью Радовский снёс верхушку деревца. Потом, такими же короткими, экономными очередями обрубил лапки.

– А теперь – под корешок! – крикнул он в азарте и нажал на спуск.

Немцы были в восторге. Первый номер не опускал бинокль. Радовский похлопал его по плечу и сказал по-немецки:

– Не сомневайтесь, коллега. В пятнадцатом году, под Августовом, я был лучшим в полку. – И после короткой паузы: – Вас тогда ещё не было на свете.

Лейтенант пригласил Радовского на квартиру – выпить по рюмочке в честь образцовой стрельбы из лучшего пулемёта Второй мировой войны.

– Как это будет по-русски, – смеялся немец. – Под корешка!..

– Под корешок, – поправил Радовский и напомнил: – Учтите, партизаны будут ехать на лошадях.

– Да, да, – сказал немец. – Я уже проинструктировал, чтобы огонь вели выше голов коней. Но, герр Старшина… – Немец поморщился. – Мы тоже вынуждены есть конину. Я запретил своим солдатам резать скот здешних жителей. Всё уже съедено, у крестьян остались одни коровы. Но им нужно кормить детей.

Радовский внимательно посмотрел на лейтенанта и ничего не сказал. А лейтенант знал, что этот офицер в форме русского старшины действительно русский. Лейтенанту накануне сообщили шифром: прибудет взвод спецподразделения для выполнения особо важного задания, гарнизон на время выполнения задания переподчиняется офицеру в форме советского старшины, далее следовал пароль.

– Лучше ещё пару месяцев жрать конину, чем потом… Все войны, герр старшина, рано или поздно кончаются. Солдаты снимают форму и становятся крестьянами, рабочими, учителями. Настоящее становится прошлым. Для человека нет ничего страшнее его прошлого. Я так думаю, герр старшина.