Обрученные с Севером. По следам «Двух капитанов» - Роман Буйнов Страница 20

Или в холодную, бурную, полярную ночь, когда кругом завывает метель, когда не видно ни луны, ни звезд, ни северного сияния, ты внезапно будешь грубо пробуждена от своего сна ужасным, треском, злобным визгом, шипением и содроганием твоего спокойного до сего времени ложа, с грохотом полетят вниз твои мачты, стеньги и реи, ломаясь сами и ломая все на палубе?

В предсмертных конвульсиях затрещат, ломаясь, все суставы твои, и через некоторое время лишь кучи бесформенных обломков да лишний свежий ледяной холм укажут твою могилу. Вьюга будет петь над тобой погребальную песню и скоро запорошит свежим снегом место катастрофы. А у ближайших ропаков кучка людей в темноте будет в отчаянии спасать, что можно из своего имущества, все еще хватаясь за жизнь, все еще не теряя надежды…» [56].

20 июля 1867 года в Великобритании на судовой верфи в Пембрук–Док сошел со стапеля четырехпушечный военный корабль «Ньюпорт», специально построенный для плавания в полярных морях. В 1881 году судно было выкуплено у Британского Адмиралтейства Аленом Уильямом Юнгом и переименовано в «Пандора И», а затем хозяином шхуны стал английский судовладелец Либурн Пофам, который не просто дал ей новое имя «Блетсатра», а практически перестроил заново. Прежде всего, он укрепил корпус судна, снабдив его тройной дубовой обшивкой, в результате чего толщина борта, обшитого ниже ватерлинии листовой медью, составила двадцать семь дюймов. Это около семидесяти сантиметров. Старая 40–сильная паровая машина сменилась современной, мощностью четыреста индикаторных сил. В 1912 году видавшее виды судно для своей экспедиции приобретает Георгий Львович Брусилов. Когда под восторженные крики толпы «Св. Анна» отходила от причала в Санкт–Петербурге, у нее за кормой уже было сорок пять лет полярного плавания. Менялись владельцы и экипажи, менялись названия, но это нелегкий путь судна пролегал на просторах Северного Ледовитого океана. И всегда ему сопутствовали успех и удача. Всегда — до поры…

Все‑таки удивительно, как хитроумно пересекаются судьбы в Арктике! В 1893 году в рейсе «Бленкатры» к берегам Сибири принимал участие Фредерик Джексон, обследовав более 3000 миль побережья между Обью и Печорой. В1895 году вышла в свет его книга об этой экспедиции. Знал бы тогда великий полярный исследователь, что всего через двадцать лет запасы продовольствия и жилище, оставленные им на мысе Флора, спасут от неминуемой гибели штурмана и матроса с этого судна!

Снова и снова всплывают в памяти зачитанные до дыр страницы штурманских записей. Все‑таки из чего же, из какой стали были сделаны эти люди, на долю которых выпало множество испытаний и воистину нечеловеческих усилий? Поневоле задумаешься: а смогли бы мы преодолеть все то, что удалось осилить этим неподготовленным, в общем‑то, путешественникам? Или в бескрайней, безлюдной пустыне, где и зверю‑то дикому приходится нелегко, смирившись под ударами судьбы, мы покорно легли бы пропадать на снег? Смерть как избавление всегда очень заманчива! Ощутив на себе только малую толику перенесенных ими невзгод, можно весьма приблизительно составить представление о том, что испытали наши предшественники на этой суровой земле! Но мы живем в свое время и должны выполнять свою работу, а потому в эти бесконечные полярные дни перед глазами и в руках только огромные базальтовые глыбы, щебень, да навечно вмерзшие в лед останки человека, идущего наперекор беспощадной судьбе. Я держу в руках карманные часы, принадлежавшие погибшему…

Когда десять путников 9 июня 1914 года увидели землю, до нее еще было полмесяца ходу по торошенным льдам. Только 25 июня нога штурмана наконец‑то коснулась земной тверди. Но еще 17 июня произошло событие, которое впоследствии сыграло роковую роль в судьбе многих членов экспедиции: взяв с собой дополнительного провианта и снаряжение, ушли, как будто на разведку, и не вернулись, бросив группу, неразлучные друзья Александр Конрад и Евгений Шпаковский. В своей книге Валериан Иванович Альбанов умышленно не называет фамилии беглецов, но несколько раньше, а именно 28 мая, он делает в своем дневнике следующую запись:

«Положение наше, конечно, не особенно завидное, это я сознаю давно и сам. Поэтому я не особенно удивился, когда сегодня вечером, сначала Конрад, а потом и еще 4 человека, выразили желание, бросив нарты и каяки, идти на лыжах вперед… Я постарался разъяснить им, что они могут очутиться в очень рискованном положении, бросивши в океане, хотя бы и покрытом льдом, наши каяки, на которых так хорошо плыть, в чем мы уже имели случай убедиться, и которые, в конце концов, не так уж тяжелы. Как они будут жить, если даже доберутся до земли, без теплою платья, без топора, посуды и массы других вещей, которые сейчас лежат в каяке и представляют, правда, некоторый груз, но которые так нужны будут на первой же земле, где им вздумается пожить и отдохнуть. «Лыжники» приумолкли, но я вижу, что не убедил их» [57].

А теперь сравним дневники Альбанова и Конрада:

Таким образом, Александр Конрад оказался на архипелаге 20 июня, а идущий вместе с ним штурман лишь 25–го. И это при том, что все остальные даты и события в их дневниках полностью совпадают!

Кроме того, в ситуации, когда все дни тянутся однообразной вереницей, трудно «не заметить» бегство двоих человек и удержаться от соблазна занести это происшествие в свой дневник, пусть даже не называя имен. Однако Конрад этого почему‑то не сделал. Не упомянул он и о неожиданной встрече с беглецами на Земле Александры. С 20 по 25 июня 1914 года в дневнике Альбанова упоминаются почти все участники, покинувшие вместе с ним судно. Конрада и Шпаковского в этом списке нет. Почему штурман не назвал беглецов по имени? Мне видится, что для человека сурового, но, безусловно, благородного, расстрелять беглецов на месте, как это было в экспедиции Грили [58], Валериану Ивановичу было бы легче, чем придать факт бегства публичности. Но совсем не рассказывать об этом бессмысленном поступке матросов он тоже не мог, потому что это, в определенной мере, инициировало череду последующих трагедий ушедшего с судна отряда.

Но я отвлекся. Далее штурман в своем дневнике пишет о своих безымянных беглецах: