Трибуле - Мишель Зевако Страница 20

– Это хорошо! – думали женщины.

– Какая жалость! – огорчались мужчины.

Вот и всё. Жилет прекрасно слышала, что сказал о ней король. Она всё поняла, но посчитала недостойным отвечать Франциску. Она вернулась на свое место и по-прежнему оставалась ко всему безразличной.

Король, казалось, позабыл о происшествии; он был занят веселым разговором с приближенными, но в душе его созревала буря… Он раздумывал, как сломить неукротимый нрав юной девушки, как приручить ее, подчинить своей воле.

Она был его дочерью. И он полюбил Жилет как дочь.

Его любовное чувство преобразилось. Так, по крайней мере, он сам считал. Жилет должна забыть Трибуле – или он ее сокрушит!

Внезапно король улыбнулся… Мановением руки он подозвал Сансака, Эссе и Ла Шатеньере.

– Ну, – обратился он к своим любимцам, – где же ваши раны?

– Зажили, сир! – ответили все трое в один голос.

– Значит, негодяй не хотел причинить вам серьезных увечий. Черт возьми, какие уколы! Видимо, это хороший фехтовальщик.

– Что вы, сир! – ответил за всех Ла Шатеньере. – Он просто застал нас врасплох!

– Знаю. Впрочем, с подобными висельниками всегда надо быть настороже… Кстати, – король обратился к Монклару, – кто был этот бродяга?

– Какой бродяга, сир?

– Да все тот же Манфред, которого вы хотели повесить!

При этих словах Жилет молитвенно соединила ладони…

От сцены болезненной король резко вовлек ее в сцену трагическую. Надругавшись над ее дочерним милосердием, король решил ранить ее любовное чувство.

– Но ведь ваше величество хорошо об этом знает, – ответил Монклар.

– Прекрасно, граф, но вы отвечайте так, словно я ничего не знаю. Впрочем, стоящие рядом со мной господа, действительно, ничего не знают… А такую забавную историю уместно рассказать даже на празднике… Она покажется вам еще смешнее, господа, что этот дуэлянт, – фанфарон, как все подобные ему людишки, – поклялся достать меня в самом Лувре! Говорите, Монклар…

При этих словах король окинул Жилет взглядом, полным холодной жестокости…

– Хорошо, сир! Итак, я принялся преследовать бродягу. Он побежал, и одно время я подумал, что потерял его след… Он воспользовался странным происшествием, чтобы пройти через ворота Сен-Дени. Я провожу расследование этого инцидента… А беглеца мне удалось настичь! И знаете, господа, куда он убежал? К виселице Монфокон!

Жилет тихо вскрикнула. Но этот ее вскрик потонул в гомерическом хохоте придворных. Когда все успокоились, Монклар продолжил свой рассказ.

– Поняв, что он окружен и вот-вот будет схвачен, негодяй не нашел ничего лучшего, кроме как спрятаться в подвал с трупами… После чего мне оставалось только захлопнуть железную дверь.

– Браво! Здорово придумано! – перебивая один другого, оценили находчивость графа Сансак, Эссе и Ла Шатеньере.

– Сколько дней назад это случилось? – спросил король.

– С утра пошел седьмой день, сир! В этот час презренный бродяга уже наверняка умер.

– А как, вы сказали, зовут этого мошенника? Напомните…

– Манфред, сир.

В ту же самую секунду король увидел, как Жилет встала.

Глаза ее уставились в одну точку, а руки вытянулись, словно протягиваясь навстречу кому-то.

Франциск проследил за ее взглядом! Он судорожно схватил главного прево за руку.

– Черт возьми, месье! – произнес король, сдерживая гнев. – Люди, которых вы убиваете, неплохо себя чувствуют… Если только это не призрак, не привидение!.. Посмотрите!

Монклар взглянул и побледнел, как смерть.

Раздвигая толпу придворных, по залу шел человек, одетый в черный бархат. Рука его опиралась на гарду длинной рапиры. Мужчина этот шел прямо к королю. И это был Манфред!

Жилет заметила его первой. Она, возбужденная рассказом Монклара, увидела Манфреда в то же самое мгновение, когда собиралась выкрикнуть в лицо королю о своей любви и своем отчаянии…

Король тоже увидел Манфреда и, пораженный, оцепеневший, смотрел на приближавшегося и, казалось, не мог даже вскрикнуть.

Только Монклар сохранял хладнокровие.

Он подал знак Бервьё, капитану стражников и шепнул ему несколько слов на ухо.

В это самое мгновенье тот, которого считали мертвым, подошел к креслу, в котором неподвижно сидел онемевший от изумления король. Манфред поклонился с наигранным изяществом.

– Сир! – громко сказал он. – Я, помнится, обещал вам прийти в Лувр и заявить, что всякий мужчина, применяющий насилие к женщине, подлец… Я сдержал слово!..

Напрасно было бы пытаться описать изумление придворных, не исключая и Монклара, услышавших столь смелое заявление, адресованное самому королю…

Подле Манфреда образовался широкий круг, а молодой человек стоял со спокойным, даже, можно сказать, печальным взглядом, и в поведении его не было заметно ни наглости, ни высокомерия.

Король оставался мертвенно-бледным, тогда как Монклар повелительно прогудел:

– Бервьё! Чего вы ждете?

Слова эти, казалось, разорвали путы оцепенения, сковывавшие короля.

Он вытянул руку к подоспевшим гвардейцам:

– Отставить!

И, снова овладев собой, король торжественно добавил:

– Я хочу увидеть, до какой степени дойдет наглость и бунтарский дух человека, выступающего в моем королевстве, в моем Лувре, перед самим королем.

Он устремил на Манфреда один из тех взглядов, которые приводили в ужас придворных.

– Это все, что ты хотел сказать? Говори!

– Сир, я хочу кое-что добавить: когда я говорил с вами возле усадьбы Трагуар, мне казалось, что я поступаю верно… Я ошибался…

– А! Ты испугался, мой мэтр!

Манфред пожал плечами.

– Пусть так!.. Только вы же знаете, сир, что страха у меня нет… Я сказал, что ошибался, потому что считал в то время, что совершается насилие над невинной юной девушкой!.. Я ошибался. Слышите это, вы все? И вы тоже, мадам! Я верил, что вы – юная девушка… Я не знал, что вы только поджидаете случая, чтобы броситься в объятия первому встречному! Этот первый встречный оказался королем! Прекрасная находка! Королевская любовница, – закончил он раскатами звонкого смеха, – приветствую вас, и вас тоже, сир… А также прошу у вас прощения, сир, за то, что заставил два лишних часа протерпеть ваше законное нетерпение!

Опьяневший от бешенства, Франциск I махнул рукой:

– Схватить его! – крикнул он. – Отдаю его вам! Вперед! Ату его! Разорвите его в куски!

Жилет, подавленная безнадежностью, упала навзничь, как мертвая. Две сотни кавалеров бросились вперед со шпагами в руках.