Тайны русской водки. Эпоха Михаила Горбачева - Александр Никишин Страница 20

Твердый характер. Кэрри не раз пытались купить. Не вышло. Попытались основательно запугать. Ломали ей ребра и кости, били хлыстом и дубинками, таскали за волосы, кидали в реку. И каждый раз казалось: все, она не выдержит, сломается. Неважно, физически ли, психически, но – сломается, так как, по мнению большинства, на такие подвиги никакой человек, тем более слабая женщина, не был способен. Находиться постоянно в состоянии войны практически со всей мужской частью населения штата Канзас – нет, это было невозможно. Но она была как будто из стали, подтверждая реальность поэтической метафоры, рожденной чуть позже и по другому случаю, за океаном: «…Гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей…» Она не боялась никого и ничего, потому что, по ее словам, действовала по прямому указанию Всевышнего. Однажды он явился к ней в видении и сказал: «Кэрри, ты на верном пути». Это придало ей сил. На допросах в полиции она так и отвечала: «Ничего не знаю, так хочет Бог, а я лишь его справедливое орудие».

Союзники Кэрри Нейшн. Когда Кэрри Нейшн начинала свою антиалкогольную деятельность, у нее почти не было союзников. Более того, ее считали сумасшедшей. После первых погромов, приведших к закрытию кабаков, у нее появились и первые последователи. С каждым днем их становилось все больше и больше. Вскоре ее авторитет стал непререкаем, и уже Европа тиражирует цветные картинки с ее изображением на средства европейских «трезвенников». Сюжет картинок был весьма остроумен: Кэрри в наряде Жанны д’Арк скачет верхом на бочке, размахивая топором среди разливанного моря спиртного, которое хлещет из разбитых ею емкостей. В руках у нее щит с изображением звездно-полосатого флага.

Идеи Кэрри Нейшн и Европа. Идеи Керри Нейшн вскоре нашли отклик в Европе. Тема трезвенничества становится модной. Журнал «Нива» начала XX века приводит слова английского судьи о том, что не будь виски, английские тюрьмы опустели бы на девять десятых. Гладстон, выступая в Палате Общин, высказал мысль: «Спиртные напитки произвели у вас больше опустошений, чем три исторических бича человечества – голод, чума и война». В русских газетах начинают печатать статьи, авторы которых пишут: «…На протяжении всей истории развития человечества пьянство считалось пороком, достойным всяческого осуждения и наказания. А что в нашей России? У нас пьянство стало темой для шуток и скетчей, оно не вызывает осуждения у общественных масс. Более того, эти преступно-бестолковые массы всегда становятся на сторону пьяниц, поощряя тем самым русскую молодежь к пьянству и разврату». «Возьмите Древнюю Грецию! – призывает другой автор. – Если муж не имел возможность отрезвить пьющую жену, он мог безнаказанно лишить ее жизни, и общество его за это не осуждало». В средние века по приказу христианских государей пьяниц грузили в трюмы кораблей и пускали «на корм рыбам», топили, попросту. Позднее, столкнувшись с тем, что количество потенциальных утопленников росло день ото дня, их стали наказывать телесно, отлучая от церкви, лишая личного имущества. Их ссылали на каторгу, подвергая самым унизительным наказаниям. В XVI веке гессенский ландграф Филипп запретил своим поданным употреблять крепкий алкоголь под страхом жесточайшей кары, сиречь, смертной казни. Вслед за ним такой же закон приняли во Франкфурте, Ганзе, Люнебурге. Русские «трезвенники» проявляют недовольство даже европейской политикой в области борьбы с пьянством. Особенно Англией, где вводили только ограничения на выпивку, а не запрещали алкоголь совсем: «Пить можно, нельзя напиваться? Кто за этим проследит? К каждому кабаку вы не приставите соглядатая или филера».

Дореволюционное время, время бурления жирного бульона из идей, страстей, желаний отрезвить мир. Борьба за трезвость столкнула интересы всех общественных слоев в русском обществе, народа и государства. Очень вовремя родился Михаил Челышев!

Аргументы Челышева. Русский «трезвенник» Челышев был посерьезнее милой Кэрри Нейшн, даже вооруженной топором. «Глупцы, учитесь у наших предков! – кричал этот человек с высокой депутатской трибуны, потрясая кулаками. – У них богатый опыт отрезвления нашего народа!». Опыт был, по большому счету, варварский, но этого человека не смущало ничто. Предки русских, например, не жалели своих пьяниц. Их поили мочой в наказание, связывали им руки и пускали босиком на горячие угли. Их мазали дегтем от макушки до пяток, обваливали в перьях и, цепляя на шею доску «Пьяница», гнали из общины навсегда. Опозоренного пьяницу никто не смел пустить на порог, и несчастный «питух» иногда искал смерти от позора, и смерть была для него облегчением. Нравился Челышеву и опыт Петра Великого, который вешал на шею пьянице пудовую чугунную медаль и не велел снимать ее ни днем, ни ночью. И опыт Анны Иоанновны. В годы ее правления выпивохам подносили угощение в чарках из дерьма.

Все лучшее – в прошлом. Меры по отрезвлению нации надо принимать немедленно, требовал Челышев, считая, что современники, не в пример их предшественникам, проявляют преступную мягкотелость. Идеальным был для него XVI век, прославивший Московское государство нетерпением к пьянству. Об этом времени итальянский дипломат и путешественник Кампанезе оставил свои комментарии, которые этот человек не уставал приводить, как главный аргумент: «…Эта народная слабость (пьянство. -Прим. А.Н.) принудила государя их запретить навсегда, под опасением строжайшего взыскания, употребление пива и других хмельных напитков, исключая одни праздники. Повеление сие, несмотря на всю тяжесть оного, исполняется москвитянами, как и все прочие, с необыкновенной покорностью…». И хотя наивность подобного рода наблюдений иностранного туриста подтвердит сам ход и русской в том числе истории, этот неугомонный деятель сумел-таки возбудить общественное мнение против пьянства.

Армейская пьяная статистика. Доктор Н.О. Тюмянцев, изучая вопрос о влиянии воинской повинности на распространение курения и употребления спиртных напитков у населения России, опросил 675 человек срока службы 1892 и 1893 годов. И оказалось, что начавших пить в армии в 8–9 раз больше, чем бросивших пить. Он даже составил таблицу, из которой на каждые «сто нижних чинов приходилось»:

Доктор Григорьев, исследуя пьянство среди мастеровых Санкт-Петербурга, обнаружил, что из 470 алкоголиков 55 человек, т. е. около 12 %, начали пить водку на военной службе. Доктор Тюмянцев, опрашивая солдат о причинах потребления водки, получил такие ответы: «от скуки», «перед товарищами совестно не пить». Кроме того, лучшего желали и условия их размещения в казармах. «Холод и сырость во многих казармах – явление обычное, – писал в конце XIX века доктор Путилов. – Особенно зябнут люди по ночам: новобранцы, непривычно гладко остриженные, в непривычно холодной одежде зябнут и днем, во время занятий в казармах, и на учении на плацу в январские холода. Желание «согреться» невольно принуждает прибегнуть к выпивке…». Из 838 нижних чинов, «опрошенных в течение трех лет» доктором С.И. Ивановым, непьющих оказалось только 50 человек. Член Ученого военно-медицинского комитета Ф.И. Пиотровский был поражен другими фактами: в 1896 году в госпиталях от острого отравления спиртом лечились 161 человек нижних чинов и 148 офицеров, или 0,1 % среднего списочного состава первых и 3,6 % – вторых. В 1897 году – 121 человек нижних чинов и 132 офицера (0,1 и 3,1 %). Более того, психиатры нередко избегали выставлять диагноз «белая горячка» офицерам, чтобы не подвести их под неприятности, скрывая, таким образом, точную статистику.