Королева воинов - Алан Голд Страница 20

А затем, к удивлению Клавдия, в комнату вошел обнаженный человек, явно изображавший жреца бога Купидона. Перед ним шла прислужница и ласкала его, чтобы вызвать возбуждение. Придя в ужас от такой картины, Клавдий начал было вставать, чтобы положить конец всему этому беспутству, но его снова удержал Нарцисс.

— Я умоляю тебя, цезарь, — прошептал он, — еще мгновение. Ваша племянница Агриппина сказала мне, чего нужно ожидать…

— Агриппина?!

Нарцисс кивнул. Клавдий, конечно же, прекрасно знал, что Агриппина страстно желает заменить Мессалину в качестве жены императора, но она была последней женщиной на всем свете, которую советник порекомендовал бы в таком качестве. Если грек останется после ухода Мессалины, он найдет на место императрицы других женщин. Если же женой Клавдия станет когда-нибудь Агриппина… Но это было невозможно, потому что Сенат никогда бы не допустил инцеста.

Человек, изображавший жреца Купидона, внезапно воскликнул:

— Тишина для великого бога Купидона, бога любви, смеха и бездны восхитительной любви между мужчинами и женщинами, мужчинами и мужчинами, женщинами и женщинами, мальчиками и девочками, животными и всем на свете!

Зал наполнился хохотом и шутками. Поощренный жрец подошел к Мессалине и призвал сенатора Силия тоже приблизиться к нему. Когда тот встал в центре зала, жрец снял с их голов свадебные венки и скрестил их.

С ужасом и отвращением Клавдий понял, почему Нарцисс настаивал, чтобы император лично увидел все: он никогда бы не поверил в подобную гнусность, рассказанную шпионами. С отвращением и ужасом от собственной слепоты и глупости Клавдий отметил, что теперь Мессалина, ведя себя как невеста в первом порыве счастья, вовсе не изображала пародию на брачную церемонию. Жена цезаря, жена императора Рима, она собиралась выйти замуж за какого-то мелкого сенатора на кощунственной церемонии в собственном доме Клавдия. Это было уже слишком.

Он с трудом вскочил на ноги, но грек дернул его обратно и яростно прошептал:

— План Мессалины — в том, чтобы убить вас, а потом они с сенатором будут регентами вашего сына Британика.

Он пытался остановить императора, но Клавдий отбросил советника в сторону.

— Довольно! — вскричал он.

Смех, веселье и музыка сразу оборвались. Люди подняли головы и увидели императора. Раздался женский визг. На лице Мессалины радость и предвкушение удовольствий сменилось выражением крайнего ужаса. Силий ринулся вон. Остальные тоже попытались скрыть лица и исчезнуть.

Внезапно грек тоже вскочил.

— Стража! — закричал он.

Двери тут же с треском распахнулись, и пятьдесят преторианцев вбежали в зал, перекрыв все выходы. Никто не смел теперь выйти, боясь быть пронзенным копьями или изрубленным мечами.

Загнанная в угол, Мессалина в ужасе оглянулась по сторонам, осознав всю опасность того, что произошло. Она поискала глазами свою подругу Паулину, но женщины из Иллирии нигде не было, как не было и Агриппины.

— Клавдий, любовь моя, — сказала Мессалина, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, — ты испортил сюрприз, который мы готовили для тебя. Мы…

— Молчать! — завопил император. — Молчать! Ты вышла замуж за императора Рима и хочешь выйти замуж снова? Ты втоптала в грязь данные мне клятвы, втоптала перед этими животными… этими предателями… этими хихикающими идиотами. Ты, жена императора Рима, хотела выйти замуж за другого мужчину?!

Мессалина попыталась засмеяться:

— Брак? Это был театр, любовь моя. Для тебя! Мы репетировали представление для праздника Вакха. Я была одной из менад, а тебя, мой бог, играл благородный сенатор Силий. А как менада, я собиралась отдать свое тело тебе, чтобы мы могли возродиться в любви!

Все еще борясь с собой, чтобы прямо сейчас не спрыгнуть с балкона, Клавдий воскликнул:

— Ложь, Мессалина, ложь! Мои советники предупреждали меня, но я ничего не слушал — я слишком любил тебя, слишком подчинялся твоим чарам и красоте. Но они были правы. Ты — настоящее зло, последняя шлюха, вместилище порока и лжи. Ты отправила на смерть Полибия! Все, что ты говорила, было ложью — ложью и предательством. Но теперь я вижу правду. И эти… — указал он на людей внизу, — эти твари, которыми ты окружила себя…

— Цезарь, — взмолилась она со слезами в голосе, — это они сбили меня с пути! Я молилась каждый день, а затем Паулина и все остальные вынудили меня заниматься делами, которые в душе я считала недостойными. Я не могла сказать тебе, зная, как ты расстроился бы. Клавдий, муж, любовь моей жизни, молю тебя выслушать свою Мессалину и не верить этой комедии! Я…

— Стража, — снова закричал Нарцисс, — схватить всех! Бросьте их в темницу, они достойны смерти. И вы знаете, что делать с этой женщиной, — добавил он, указав на Мессалину.

Она взглянула на грека, стоявшего на балконе рядом с мужем, и лицо ее исказилось от ненависти.

— Как смеешь ты отдавать приказы императорской страже? Ты, грек, переходишь все границы. Клавдий, этот человек виновен, он позволяет себе приказывать! Он…

— Мессалина, ты замолчишь? — спросил Клавдий, и его голос был уже менее пронзительным. — Стража, выполняйте приказ! Взять всех! Включая императрицу Мессалину.

Клавдий отвернулся и вышел. Он слышал вопль внизу и, похоже, это был голос Мессалины. Но он сам был на грани потери сознания и хотел лишь быстрее покинуть этот дом.

— …Это продолжается уже три месяца. Он должен поправиться, или империя рухнет, — сказал Паллант.

— Я говорил с ним только сегодня утром. Он знает, что нужно подписать бумаги, но каждый раз, когда пытается сесть за стол, говорит, что видит лицо Мессалины, искаженное предсмертной судорогой, ее распахнутые глаза, перед тем как в сердце ей вонзился меч. Он продолжает звать Полибия. Его убивает чувство вины. Вопрос в том, Паллант, что мы будем делать? — Нарцисс говорил голосом, исполненным не то печалью, не то беспокойством о собственной участи.

Старый советник глянул на него и мягко произнес:

— Я решил представить ему одну женщину, чтобы скрасить жизнь и вернуть улыбку на его лицо.

Нарцисс подозрительно взглянул на Палланта:

— И кто же она?

— Агриппина.

— Агриппина?

— Сестра Калигулы.

Нарцисс резко повернулся, словно ужаленный, и уставился на старого грека:

— Что?!

Паллант кивнул.

Нарцисс задохнулся от нервного смеха:

— Ты сошел с ума! Агриппина приходится Клавдию племянницей, это против закона!

Но в глубине души он знал, что Агриппина, избавившись от своей соперницы, сама собиралась теперь употребить все средства, чтобы возлечь рядом с императором.

И не успел Паллант слова сказать в защиту этого выбора, как Нарцисс продолжил: