Император. Гибель царей - Конн Иггульден Страница 20

— Нет. Пришлось убить двух невинных людей.

— Республика в состоянии заплатить эту цену, если смерть Суллы приведет к восстановлению равенства в Риме. Я не жалею о содеянном тобою.

Гладиатор не ответил. Последние остатки щетины исчезли с его лица, и он растер ладонями щеки. Глаза Тубрука были грустны.

— Давай, начинай, пока я еще не пришел в себя.

Ферк тяжело вздохнул и встал перед гладиатором. В человеке с волевым лицом, представшем перед его взором, ничего не осталось от неуклюжего Далкия.

— Быть может… — запинаясь, начал Ферк.

— Другого выхода нет. И мы с тобой договорились. Давай!..

Тубрук вцепился в подлокотники кресла, а Ферк занес кулак и принялся бить друга по лицу, превращая его в уродливую маску. Гладиатор почувствовал, как сломался нос, и сплюнул на пол.

Ферк тяжело дышал, Тубрук харкал кровью и морщился.

— Не останавливайся… пока, — прохрипел он, превозмогая боль и мечтая о том, чтобы экзекуция поскорее закончилась.

Потом Ферк отведет его в свой дом, и в снятой комнатушке не останется следов их пребывания. Тубрука закуют в цепи, и он займет место в веренице рабов, уходящих из города. Перед продажей на невольничьем рынке он в последний раз подпишет договор собственным именем и лишится его навсегда. Безымянный раб с распухшим от побоев лицом будет продан в одно из пригородных поместий и всю оставшуюся жизнь станет ломать спину на тяжелых полевых работах.

Наконец Тубрук поднял руку, и Ферк остановился, удивляясь тому, сколько сил требуется для избиения другого человека. Сидевшего гладиатора он изуродовал до неузнаваемости.

Ферк был удовлетворен работой, но душа его возмущенно протестовала.

— Я никогда не бил своих рабов, — пробормотал он.

Тубрук медленно поднял голову.

— Ты бил вовсе не раба, — возразил он, сглотнув кровавую слюну.

Тяжело дыша, Брут притаился за каменным гребнем. У преследователей имелись луки, и мимолетного взгляда было достаточно, чтобы понять, что происходит: трое осторожно продвигаются вперед, двое с луками прикрывают их сзади. Стоит им с Рением высунуться, как засвистят стрелы, и все будет кончено.

Брут лихорадочно размышлял, всем телом вжимаясь в камень. Он был уверен, что один из лучников — муж Ливии. Похоже, он считал свою жену невиновной. Само собой, она встретит его, как героя, если тот сегодня зарежет Брута.

Подумав о Ливии, он невольно вспомнил тепло ее тела. Вероятно, этот тупица даже не знает, какое сокровище ему досталось.

Рений отдал ему свой кинжал, оставив себе тяжелый гладий. Меч Брута висел у молодого римлянина на поясе в ножнах, в обеих руках он держал по кинжалу. Он метал ножи достаточно хорошо, чтобы с нескольких шагов сразить человека наповал, но трудно сделать точный бросок, находясь на прицеле у лучников.

Брут выглянул из-за камня и увидел греков, которые карабкались по склону прямо к нему. Лучники тревожно закричали, однако Брут уже спрятался и перебежал на другое место. Поднявшись на новой позиции в полный рост, он метнул один кинжал, сверкнувший на солнце, и бросился ничком на каменистую почву.

Над головой просвистела стрела, но Брут злорадно ухмыльнулся, услышав, как клинок ударил в плоть. Пригнувшись, он метнулся вдоль гребня ближе к Рению, держа второй кинжал наготове.

— Кажется, ты ему попортил шкуру, — проворчал Рений. Из-за гребня донеслись яростные проклятия. — И разозлил, — добавил старый гладиатор.

Брут приготовился ко второму броску. Хорошо бы попасть в одного из лучников… нет, до них далековато. Кроме того, лук погибшего может подобрать кто-нибудь из преследователей.

Брут резко вскочил и увидел врага прямо перед собой, на гребне утеса. Грек разинул рот от удивления, а римлянин всадил ему кинжал в горло, тут же упал и на животе отполз в сторону.

Потрясая мечами, к Бруту бежали двое греков. Поднявшись на ноги, он встал в позицию, стараясь удерживать в поле зрения лучников и непрерывно перемещаясь то вправо, то влево.

О камень под ногами Брута ударилась стрела. Первый из нападавших бросился на римлянина и тут же напоролся животом на острие меча. Брут прижал к себе умирающего, используя безвольное тело в качестве щита. Грек из последних сил проклинал Брута, а римлянин поворачивал его из стороны в сторону, ожидая удара стрелы. Наконец она свистнула и угодила в спину смертельно раненного преследователя; изо рта у того хлынула кровь, заливая Бруту лицо. Он ругнулся и, толкнув мертвеца на руки его товарища, прыгнул следом, вонзая меч в пах противника классическим ударом снизу. Оба тела рухнули и покатились по склону, поросшему кустарником и цветами; Брут выпрямился и увидел глаза мужа Ливии, спускающего стрелу с тетивы лука.

Он начал движение, разворачиваясь на месте, когда стрела настигла его и попала в спину, угодив в пластину доспеха. Брут упал, благодаря богов за спасение своей жизни. Подняв голову, он увидел, как Рений одним ударом свалил мужа Ливии и повернулся к последнему из преследователей, который целился в него из лука. Руки грека дрожали.

Брут встал и шагнул к Рению, но старый гладиатор остановил его движением руки.

— Он знает, что надо делать, Брут. Просто дай ему немного времени, — спокойно сказал Рений.

Молодой грек затряс головой, не ослабляя тетивы. Лицо его побледнело от напряжения. Муж Ливии корчился у ног Рения, и гладиатор поставил ногу ему на шею.

— Ты участвовал в сражении, парень, теперь возвращайся домой и расскажи женщинам о своих подвигах, — продолжил Рений, постепенно увеличивая давление на шею поверженного врага. Тот задыхался и хватался руками за ногу врага.

Лучник ослабил тетиву и отступил на пару шагов.

— Отпусти его, — произнес он с ужасным акцентом.

Рений пожал плечами.

— Сначала брось свой лук.

Юноша колебался; лицо у мужа Ливии начало багроветь. Наконец стрелок отшвырнул лук, и он застучал по камням. Рений убрал ногу, и муж Ливии медленно, с трудом поднялся. Оба грека побрели прочь.

— Стойте! — велел Брут, и они замерли. — У вас три лошади. Вам столько не нужно. Двух мы заберем.

Корнелия сидела, застыв от напряжения, и с тревогой всматривалась в лицо Антонида, одного из тех, кого называли верными псами Суллы.

Она знала его как безжалостного человека. Сосредоточенно наблюдая за выражением ее лица, Антонид вел допрос. Ничего хорошего о военном советнике Корнелия не слышала и старалась не выказывать ни страха, ни облегчения от новостей, которые тот сообщил ей. Дочь спала у нее на руках. Корнелия назвала ее Юлией.

— Твой отец, Цинна, знает о том, что ты здесь? — отрывисто спросил Антонид, пристально глядя молодой женщине в глаза.

Она отрицательно покачала головой.