Тёмный рыцарь - Пол Догерти Страница 20

— Вы, конечно, понимаете, — он посмотрел поочередно на всех троих, — что мы не имеем ни малейшего касательства к убийству Раймунда Триполийского? Верно, верно, — он энергично закивал, — у нас были свои сложности с графом, было взаимное недопонимание, но ведь мы не послали ему предупреждение — так или нет?

Де Пейн вынужден был согласиться с этим.

— И трупов вы не нашли?

И снова де Пейну и его товарищам оставалось лишь утвердительно кивнуть.

— Но мы там были, — заговорил Майель. — Мы слышали вопли. Мы видели кинжалы с перевитыми красной лентой рукоятями. Два таких кинжала были найдены потом, и один из ваших медальонов в придачу.

— Дураки только на то и способны, что кричать всякий вздор! — последовал язвительный ответ. — А кинжалы, красную ленту и медные медальоны можно купить на любом базаре, чуть ли не в каждой лавке. Если женщина так и стреляет глазами, это ведь еще не значит, что она продастся первому встречному! — Низам глубоко вздохнул. — Какие у вас есть доказательства? — требовательно спросил он. — Право же, если обвинять нас, ассасинов, как вы нас называете, отчего же не обвинить тамплиеров?

— Но это невозможно! — возразил де Пейн. — Нас послали охранять его.

— И в этом вы не преуспели, — усмехнулся Низам. — Достойный Эдмунд, я прошу тебя подумать как следует. Что именно ты помнишь?

Де Пейн молча признал справедливость вопроса. Он до сих пор не размышлял по-настоящему над тем, что именно произошло за те несколько мгновений: как устремились вперед убийцы в длинных одеяниях, как бросились к нему самому вооруженные кинжалами люди, как поднялась кровавая круговерть в туче пыли, как сполз с коня граф Раймунд, а кинжалы все взлетали и разили.

— То был не Орден Храма! — прошептал он, а Майель громко заявил свой протест.

— Достойные посланники, — Низам торжественно поднял чашу с шербетом за здоровье гостей, — я не сказал «Орден Храма», я сказал «тамплиеры». Разве не изгнали недавно из ордена одного из ваших братьев? Нам известно о том, что в Иерусалиме творилось неподобающее: отвратительные убийства, обвинения в колдовстве, в том, что кое-кто из тамплиеров поклонялся темным духам. — Он улыбнулся в ответ на их молчание и указал на левую стену, где была великолепная фреска с изображением птицы. — Павлин Джебраила, [59]— объяснил Низам, — имеет тысячу глаз. Он все видит.

— А ты, повелитель, имеешь тысячу голубей, — не без иронии заметил де Пейн.

Низам отставил чашу и присоединился к смеху своих советников, хлопая в ладоши в знак одобрения.

— Это славно, очень славно, достойный Эдмунд! Ты просыпаешься от своего сна. Нам известно все, что происходит на подворье ордена, да и во всем Святом городе. Если говорить прямо, — он пожевал губами, — нам известно об изгнании Уокина и исчезновении Беррингтона. И знаю я об этом не только благодаря павлину Джебраила, вовсе нет, — он посмотрел де Пейну в глаза уже без тени улыбки, — а потому что Уокин был здесь. Он приходил просить меня о помощи. Я отказал ему. Возможно ли, что это он приложил руку к убийству графа?

— Он просил тебя о помощи? — вмешался Майель. — Помощи в чем?

— Почтенный, — резко заговорил Низам, — мы не очень-то отличаемся от любого вашего монастыря или орденского подворья. Мы не какие-нибудь горные разбойники. Вы же видите, как мы здесь живем, одной общиной. Верно, мы казним тех, кто желает причинить нам зло. Но разве ваши бароны и аббаты не пользуются правом топора, петли и позорного столба, властью казнить преступников на виселице по своему усмотрению? Многие приходят сюда с просьбой о помощи. Законы гостеприимства у нас чтятся свято. И таких гостей мы принимаем с открытым сердцем. К вашему брату-тамплиеру мы отнеслись точно так же. А куда еще было ему идти? Его орден от него отвернулся.

— Чего же он хотел? — быстро спросил де Пейн. — Что говорил?

— Он пришел, как нищий, — вступил в разговор Усама, — оборванный, грязный, спасаясь от погони. Он и не пытался скрыть это. Рассказал нам, что его изгнали из ордена за некие преступления. Он не стал вдаваться в подробности, но настаивал на том, что ни в чем не виновен. Он твердо решил пробраться в Триполи, найти там помощь и сесть на корабль, идущий в его страну. Он даже назвал порт — Ду… Дур… — Усама не мог сразу выговорить название.

— Дувр? — подсказал Майель.

— Дувр, — подтвердил Усама. — Для нас Уокин не был опасен. Так зачем нам обагрять свои руки кровью тамплиера? Мы снабдили его чем могли, дали ему охрану до равнин… Вот… — Усама помолчал, раскачиваясь взад-вперед. — Мог ли этот человек убить графа Раймунда? Просил ли он графа о помощи, а в ответ услышал отказ? И решил отомстить? Достойный Майель, мы видели, как ловко ты обращаешься с оружием. А разве твой бывший брат не такой же умелый воин, мастер клинка?

— Но ведь убийца был далеко не один, — заметил де Пейн.

— Верно, — согласился Низам, — но города на равнине кишат убийцами, что навозными мухами. Они называют себя скорпионами или еще как-нибудь, но суть одна: они совершают гнусные преступления. Не вступил ли ваш бывший брат в одну из таких шаек? Впрочем, это не важно, — Низам заговорил тверже, решительнее. Он посмотрел на своих фидаинов, сидевших вокруг него с непроницаемыми лицами, но с настороженностью во взглядах. — Суть в том, — подвел он итог, — что мы не имели касательства к покушению на графа Раймунда. У нас не было на то ни оснований, ни повода, а у вас нет доказательств обратного. Тем не менее… — Он достал из-под подушки пустую кожаную суму, в которой ранее хранились грамоты Великого магистра. Суму Низам передал де Пейну, а с ней и изящную шкатулку из ливанского кедра, украшенную эмалью и драгоценными камнями. Три замка накрепко запирали крышку в форме купола, запечатанную по ободу зеленовато-голубым воском. Вслед за тем Низам передал и кожаный мешочек, в котором хранились ключи от замков. Шкатулка была тяжела — должно быть, подумалось де Пейну, там внутри золотые монеты или же драгоценные камни. Шкатулку он передал Майелю, а мешочек с ключами опустил в свой кошель.

— Это мой дар Великому магистру. В шкатулке хранится ответ на его послание. Почтенные, — Низам широко развел руками, не отрывая глаз от де Пейна, — более вы меня не узрите, — он усмехнулся, — по крайней мере, здесь. Насладитесь отдыхом, а через два дня вы должны отправиться в путь. Мой сын Усама доставит вас в целости и сохранности до самых равнин.

Аудиенция закончилась. Де Пейн, Майель и Парменио вполголоса проговорили слова благодарности и возвратились в отведенные им покои. Там они долго спорили, ожесточенно и бесплодно, о том, что же на самом деле произошло с Беррингтоном и Уокином, и в который раз — о том, что же известно об этом Великому магистру. Де Пейн пробормотал невнятные извинения и удалился в свою комнату, дабы поразмыслить над словами Низама и попытаться припомнить во всех подробностях, как произошло нападение на графа Раймунда. Прав был вождь ассасинов: если не принимать в расчет леденящие душу вопли, медальон и кинжалы с красными лентами, не было ни малейших доказательств участия фидаинов в этом деле. Так отчего же Великий магистр решил, что виновны именно они? Сидя на краешке ложа, де Пейн погрузился в размышления и невольно вздрогнул от неожиданного тихого стука в дверь. «Должно быть, это Майель», — подумал де Пейн, но за дверью оказался Усама с двумя телохранителями.