История искусства для развития навыков будущего. Девять уроков от Рафаэля, Пикассо, Врубеля и других великих художников - Зарина Асфари Страница 20

Чтобы достичь популярности и коммерческого успеха, Цугухару потребовалось меньше десяти лет. Уже в начале 1920-х он мог привлечь натурщиц не только достойным гонораром, но и возможностью принять ванну – уникальной для мастерской того времени роскошью.

В японском искусстве, за исключением порнографических иллюстраций, отсутствовала обнажённая женская плоть. В упомянутой выше серии гравюр Эйсэна Кэйсая «Восемь видов Ёсивары» изображены куртизанки токийского квартала красных фонарей, но если у них что-то и оголено, то только шея, – самая сексуальная часть тела в культуре Японии. Шею, как и лицо, гейши и куртизанки традиционно покрывали плотным слоем белил, что повлияло не только на представления японцев о прекрасном, но и на способ изображения женщины в японском искусстве.

Цугухару Фудзита писал женские ню как европейский художник: его обнажённые чаще всего возлежат на простынях с кошечкой или собачкой, демонстрируя изгибы фигуры и всё то, что другой японский художник скрыл бы. При этом Фудзита писал ню, отдавая дань уважения традициям Японии: он сочетал европейскую живопись маслом с традиционным для Японии рисунком тушью и добавлял в белила перламутр, чтобы его обнажённые были белее белого. Сам художник подчёркивал свою преемственность японской школе в этом чуждом искусству Японии жанре: «Наши предшественники, такие мастера, как Судзуки Харунобу и Китагава Утамаро, изображали женщин с такого типа кожей. Будучи японцем, я, естественно, следую за ними в том, как я изображаю цвет женского тела» ^[41].

Стоит ли говорить, что картины Фудзиты в жанре ню мгновенно снискали популярность. Для первой получившей широкую известность картины из этой серии Цугухару позировала легендарная в те годы натурщица Кики с Монпарнаса ^{55}. По воспоминаниям Фудзиты, едва он выставил картину в Осеннем салоне, как грянул гром: «С утра о картине судачили все газеты. В полдень меня поздравил министр. Вечером картина была продана за восемь тысяч франков известному коллекционеру» ^[42].

Застряв в годы Второй мировой войны в Японии, всемирно известный Фудзита был вынужден выполнять правительственные заказы. Однако его масштабные полотна военной тематики далеки от ура-патриотического милитаристского настроя. Они напоминают картины Отто Дикса и мурали мексиканского художника Давида Альфаро Сикейроса – экспрессивные, пугающие, мрачные, документирующие неприглядную уродливую правду войны. Влияние Сикейроса вполне закономерно: в 1930-е годы Фудзита путешествовал по Латинской Америке и южным штатам США, и знакомство с их культурой дало свои плоды. Картины, созданные в этой поездке, представляют невообразимую смесь: это взгляд французского модерниста японского происхождения на жителей обеих Америк, вдвойне экзотический. По возвращении в Японию Цугухару писал своих соотечественников, добавив ко всем вышеперечисленным составляющим своего стиля ещё и латиноамериканскую.

Кроме мировой славы и нового художественного языка, Фудзита привёз из Латинской Америки любовь к незнакомому в родной Японии монументальному искусству – тому самому мурализму, которым прославились Сикейрос и Диего Ривера. Мураль Фудзиты «События в Аките» ^{56}, написанная в одноименной префектуре на севере Японии, достигает 20,5 метра в ширину.

Вернувшись после войны во Францию, Фудзита впитал ещё и веяния сюрреализма, приправив их эстетикой аниме, сказочными открыточными видами Парижа и образами парижан. Как метко сформулировала Ирина Кулик, его фрески в часовне Богоматери Мира, созданные под влиянием Джотто и Фра Анджелико, можно назвать «единственной кавайной церковной живописью» ^[43].

Опыт Цугухару Фудзиты ярко иллюстрирует мой тезис о пользе кросс-культурной коммуникации и шаткость позиции ярых борцов с культурной апроприацией. Фудзита апроприировал всё, с чем соприкасался, от эстетики итальянского Проторенессанса до мексиканского мурализма. Однако это не значит, что он обеднял какую-либо культуру, пользуясь её достижениями. Во-первых, он не скрывал источников своего вдохновения и не провозглашал себя изобретателем примитивизма или гравюры укиё-э; во-вторых, он предоставил французам, итальянцам, американцам и всем остальным бесценную возможность взглянуть на себя и своё искусство глазами повидавшего мир японца.