Средневековая Москва. Столица православной цивилизации - Дмитрий Володихин Страница 20

Впервые имя Тимофея всплывает в связи с секретной миссией чудовского келаря Саввы, отправленной в 1666 году к православным греческим иерархам.

В цели миссии входило окончательно решить вопрос о московском патриаршем престоле, оставленном Никоном за восемь лет до того. Необходимо было также добыть для Москвы опытного греческого учителя (чего сделать не удалось) и решить ряд разведывательных задач. Тимофей, сын иеромонаха Иоанникия, играл в составе русского посольства второстепенную роль. Домой он вместе с Саввой и другими чинами церковного представительства не вернулся.

Тимофей – первые годы иеродьякон, потом иеромонах – оставался на турецкой территории в течение долгих четырнадцати лет. Он поселился у иерусалимского патриарха Досифея, став его доверенным лицом в отношениях с московским правительством. Тимофей побывал в Палестине, синайском монастыре Святой Екатерины и на Афоне, работал некоторое время помощником при толмаче турецкого султана. В 1670-х годах его обучал в Константинополе известный греческий дидаскал Севаст Киминитис, истинная звезда просвещения. Кроме того, Тимофей посещал лекции в школе Манолакиса Касторианоса. Когда к туркам прибывали русские послы, Тимофей тайно связывался с ними и делился собранными сведениями. В 1679 году через посла Василия Даудова он передал совет немедленно начать наступление на Азов и Крым. Тяжкая и полная риска жизнь на чужбине, по словам Тимофея, стала ему невмоготу, и зимой 1680/81 года он возвратился в российские пределы.

Историк Б. Л. Фонкич высказал иную мысль по поводу возвращения иеромонаха Тимофея на родину: «Одной из важнейших задач, которую Досифей надеялся решить с русской помощью, была задача основания в Москве центра русского книгопечатания, где могли бы готовиться к изданию многочисленные антилатинские полемические сочинения… Досифей, однако, понимал, что для организации в Москве такого центра нужна была не только греческая типография, но прежде всего – знавшие греческий язык люди, которые могли бы быть справщиками и печатниками. Между тем, как ему было, несомненно, хорошо известно, в русской столице таких людей почти не было, как не существовало и учебного заведения для их подготовки. Тимофей являлся исключительно подходящей фигурой на роль основателя такого рода школы. Организация Тимофеем сразу же после его появления в Москве греческого училища именно на Печатном дворе подтверждает наше предположение о значении планов иерусалимского патриарха о возвращении чудовского монаха на родину» ^[37].

Идея Б. Л. Фонкича остроумна, однако вызывает сомнения. Тимофей отправился на православный Восток как агент священноначалия Русской церкви. Как, почему он должен был сделаться агентом Иерусалимской церкви в Москве? Из добрых отношений с Досифеем? Но Тимофей имел отличные отношения и с патриархом Московским Иоакимом… К тому же непонятно, зачем вообще русскому священнику оборачиваться верным агентом к услугам греческого патриарха. Что касается учреждения греческой школы именно на Печатном дворе, то китайгородская типография давала множество удобств для подобного рода предприятия – помимо соответствия планам одного из владык православного Востока.

Видимо, возвращение Тимофея объясняется проще: иеромонах соскучился по родным местам и загорелся мечтой устроить на одной из московских улиц такое же учебное заведение, как то, куда он ходил на лекции. Крупный интеллектуал, он мог вести собственную «игру», совершенно не зависевшую от интересов патриарха Иерусалимского.

Странствуя по православному Востоку, Тимофей набрался знаний и «навыче греческого языка». Прибыв в Москву, он представлен был царю Федору Алексеевичу и поведал о плачевном состоянии «свободных греческих наук… терпящих порабощение от тиранской руки турок». На общем совете царь и патриарх Иоаким приняли решение «тамо умаляемое учение зденасадити», то есть учредить в Москве греческую школу, Тимофея же назначить ее ректором. Более достойного кандидата отыскать было трудно: познания Тимофея, быть может не столь блестящие, все же считались солидными и сомнений не вызывали. Он даже приобрел почетное прозвище Грек! Преданность же его Православной церкви и царствующей династии Романовых прошла самую суровую проверку…

Роль государя Федора Алексеевича в этом деле огромна. Его решение довести наконец до воплощения в жизнь старые планы, коими увлекался его отец, стало определяющим. Огромная глыба, запиравшая русскому просвещению путь, оказалась сброшенной с дороги.

Здесь видно не простое следование воле патриарха или кого-то из вельмож, а самостоятельное действие молодого монарха.

Отроком царевич Федор учился, как уже говорилось, у Симеона Полоцкого, видного просветителя. Опыт тех лет должен был подсказать ему, сколь значительное благо получит Российское государство от полноценного учебного заведения. А соработничество с Церковью определило, по какому маршруту идти, – церковная иерархия решительно предпочитала греко-славянскую школу славяно-латинской. Поддержка патриарха Иоакима означала, что часть расходов по содержанию школы Церковь может взять на себя ^[38]. Царь, вероятно, предпочел бы возложить заведование училищем на Симеона Полоцкого, уже руководившего небольшой школой при его отце, но ученый белорус скончался еще в 1680 году… Иеромонах Тимофей пришелся кстати, горел энтузиазмом, выглядел человеком одновременно ученым и благонадежным. Ко всему прочему, Россию вот уже несколько лет не оставляла политическая стабильность. С Речью Посполитой и Швецией сохранялись мирные отношения. После завершения масштабных, кровопролитных оборонительных операций под Чигирином во второй половине 1670-х, после заключения Бахчисарайского мирного договора 1681 года ^[39] и возведения новых оборонительных линий на юге страны Федор Алексеевич мог увериться в достаточной защищенности своей державы от турок и татар. За все время царствования Федора Алексеевича не вспыхнуло ни единого сколько-нибудь крупного восстания. А значит, правительство получило шанс всерьез заняться тонкими, требующими денег и тишины делами просвещения.

Государь решился: быть большой школе!

Тимофеевское училище открылось в апреле – начале мая 1681 года на Московском печатном дворе, в старом помещении типографской библиотеки. Здесь учащиеся могли пользоваться обширным книжным собранием. Тут они не испытывали недостатка в церковной литературе новой печати, то есть исправленной при Никоне и после него. Старых, дониконовских книг им, разумеется, не давали.

Через два с половиной года школа перебралась в две специально для этой цели перестроенные каменные палаты с редкими тогда еще стеклянными окнами. Они располагались на том же Печатном дворе, рядом с двором князя И. А. Воротынского. Это, вероятно, первое на Руси помещение, особо предназначенное для нужд учебного процесса. Вокруг школьных палат возвели ограду. Поблизости поставили скромный деревянный домик для обучения маленьких детей славянской грамоте.