Тиберий Гракх - Александр Немировский Страница 2

– И полководцам! – добавил Публий. – Ведь в военном деле нет мелочей. Но скажи, вызывая тебя, не нарушил ли я твоих собственных планов? Не оторвал ли от дел?

– Моих дел? – с грустью повторил Полибий. – На своей родине я был не у дел. У кормила власти оказалась озлобленная молодежь. Мне буквально пришлось бежать из Ахайи. Твой вызов догнал меня в Александрии. На пути из Александрии в Рим я узнал, что в Коринфе римских послов оскорбили действием.

– Да! Если тебя заинтересует деталь не для истории, вот она: во время отчета посол Муммий вытащил тогу, покрытую пятнами от тухлых яиц, которыми его забросали коринфяне. Потрясая ею, он вопил, что в его лице оскорблен сенат и римский народ и единственный выход – послать в Ахайю легионы. Когда дошло дело до обсуждения, Сульпиций Гал потребовал тогу. Разглядывая ее, он сказал: «Кровь оставляет более едкие пятна. Тогу моего коллеги, посла Гнея Октавия, отмыть оказалось невозможно». И, представь себе, после этого сенат посоветовал идти на уступки ахейцам, чтобы избежать войны.

– Сульпиций Гал – мудрый человек, – проговорил Полибий. – Вот кому бы я, на месте сенаторов, поставил памятник в курии.

– И еще одна новость, – сказал Публий. – Я думаю, что она тебя заинтересует. Обнародована книга Катона, которую он назвал «Начала». И это вызвало такое смятение умов, словно, отпущенный из Аида, он произнес очередную речь.

– Что же такое он написал? – заинтересовался Полибий.

– Спроси лучше, что упустил. В книге, посвященной Ганнибаловой войне, он обошелся без имен полководцев, не назвав даже Сципиона. Зато им упомянут по имени карфагенский слон.

– Ну и чудак! – расхохотался Полибий. – Какая же это история, без имен?

– Поэтому он не назвал ее историей. К тому же название «Начала» имеет двоякий смысл: начало Римской Республики, римского могущества и начало римской историографии. Что касается чудачества с именами, то оно не так безобидно. Он остался верен своей ненависти к Сципиону Африканскому и ко всем мужам нашей партии.

– Но это не помешало ему незадолго до кончины похвалить тебя, – вставил Тиберий.

– Мне это передавали, – продолжал Публий. – При этом он не назвал имени моего приемного отца: «Сын моего покойного друга Эмилия Павла – молодец». К этому он добавил стих Гомера: «Он один с головой, другие безумными тенями бродят».

– Поздравляю! – воскликнул Полибий. – Первое использование Катоном мудрости Гомера связано с тобой!

– Второе! – проговорил Публий после долгой паузы. – Первое касается тебя.

– Меня? – воскликнул Полибий. – Вот чего я не ожидал.

– Этого никто не ожидал. Было это в тот день, когда Сульпиций Гал предложил вернуть вам, ахейцам, все права, какими вы обладали до изгнания. Катон, выступая в прениях, сказал, что Полибию не следует забывать о мудрости Одиссея, который, выбравшись из пещеры циклопа, не вспоминал об оставленном там впопыхах поясе.

– Откуда это недоброжелательство! – протянул Полибий. – Ведь я его ничем не задел…

– Не задел! – воскликнул Публий. – Поразил в самое сердце. Катону, как об этом свидетельствует название его труда, было мало шумной славы оратора и репутации образцового хозяина. На заседании сената он обрушился на одного из наших летописцев и услышал от него и от других: «Напиши сам!» Очевидно, он сразу взялся за труд, но не успел его закончить до обнародования твоей истории. Отсюда его ненависть к тебе, которую он не скрывал.

– Но почему тогда он оказался сторонником нашего возвращения в Ахайю? – заинтересовался Полибий.

– О, Катон был не прост! – проговорил Сципион. – Зная, что делается в Ахайе, он будто бы выступал за справедливость, на самом деле хотел тебя сломить. Разгадав его замысел, я послал тебе вызов через консула Манилия. Как твой друг, я понимал, что тебе лучше быть со мной.