Царь Соломон. Мудрейший из мудрых - Фридрих Тибергер Страница 2

Чтобы спастись от распада и разрушения, нации необходимо обрести источник духовной силы. Не случайно в 4-й главе Третьей книги Царств описывается богатый и процветающий мир при Соломоне, противоположный тому, когда Северное и Южное царства распались: «И жили Иуда и Израиль спокойно, каждый под виноградником своим и под смоковницею своею, от Дана до Вирсавии, во все дни Соломона» (3 Цар., 4: 25).

Несколько сентиментально звучащая фраза «от Дана до Вирсавии, во все дни Соломона» (Суд., 20: 1) употреблена, чтобы обозначить крайние пределы Палестины (3 Цар., 3: 20), и прежде всего потому, что в первом стихе той же самой главы точно обозначены границы более обширной империи: «И господствовал он (Соломон) над всеми царями, от реки Евфрата до земли Филистимской и до пределов Египта» (2 Пар., 9: 26), то есть от Ливанских гор до середины современного Египта. Возможно, данный стих является частью плача об утерянной собственности.

Только через пятьдесят лет после Соломонова правления царь Омри попытался воссоздать классическую эпоху Иерусалима в отделившемся Северном царстве. Он защитил свое государство с помощью разнообразных средств: женился на иностранной принцессе, построил в Самарии новую столицу с великолепным дворцом, соорудил новую крепость Иерихон и попытался с помощью мирного договора, заключенного с Южным царством, хотя бы частично возобновить прежний союз Иудеи и Израиля.

Его сын Ахав, не уступавший отвагой Давиду, даже связал оба царствующих дома с помощью женитьбы. Если бы, кроме всего прочего, оба правителя отличались и культурными достижениями, тогда их стремление воссоздать нечто вроде эпохи Соломоновой смогло бы полностью изменить развитие еврейского государства, и даже всего мира, поскольку именно здесь, в Галилее, появились первые сторонники христианства.

Но пример Самарии ясно показал, что Иерусалим занял лидирующее положение среди всех других поселений благодаря не только Храму, но и особому духовному климату, сложившемуся в этом городе во время правления Соломона.

О его особой духовной силе упоминают все пророки, сочинения которых дошли до нас. Старейший из них, Амос, появился в Северном царстве через два столетия после Соломона и объявил о возрождении «павшей скинии Давидовой», то есть о необходимости объединения царств под началом Иерусалима. Негодующие слова пророков об автоматическом соблюдении обрядов показывают, что в памяти людей еще были живы воспоминания об эпохе былого процветания. Напоминание о ней воспринималось как утешение.

Исайя и Иеремия сравнивают Иерусалим, который они видят, не с городом, который представляют в своем воображении, а с тем, который остался где-то в прошлом, как детство, и обязательно возродится когда-нибудь: «Как утешает кого-либо мать его, так утешу Я вас, и вы будете утешены в Иерусалиме» (Ис, 66: 13); «Вот, наступают дни, говорит Господь, когда город устроен будет во славу Господа от башни Анамеила до ворот угольных… И вся долина трупов и пепла, и все поле до потока Кедрона, до угла конских ворот к востоку, будет святынею Господа; не разрушится и не распадется вовеки» (Иер., 31: 38—40).

Пророк Иезекииль, находившийся среди вавилонских эмигрантов, дает самое глубокое описание тех переживаний и чаяний, которые испытывали люди, находившиеся в изгнании. Он смотрит с надеждой на проблему возрождения нации в границах империи Соломона и описывает тот Храм, который видел в бытность свою священником. По форме и величине является прообразом храма Соломона, своеобразным символом и вдохновляющей национальной идеей будущего, таким он остается и для покоренной нации. «И Я, Господь, буду их Богом, и раб Мой Давид будет князем среди них. Я, Господь, сказал это» (Иез., 34: 24).

Находящаяся в центре всех пророческих книг фигура Давида отличается некоторой двойственностью. Впервые его величие было осознано именно в эпоху Соломона. Фактически именно Давид заложил ее основу, хотя и нельзя сводить все заслуги только к его личности. Но все же именно Соломону удалось установить преемственные связи и сохранить их.

В книге «Наследие Соломона» (1934) Дж. Гарстанг, подробно описывая предысторию эпохи Соломона, возвращается к самым ранним из известных периодов в истории страны. В кратком эпилоге он показал, каким выдающимся организатором являлся Соломон, сумевший использовать сложное наследие – конфликтующие племена – и учесть опасность, исходившую от непрерывно интригующих друг против друга врагов.

Последующие поколения воспринимают Соломона несколько отстраненно, возможно благодаря его недосягаемой мудрости. Его эпоха оказалась великой, как и все, что он создал. Но если бы вам хотелось найти правителя, который бы оказался более земным, вы бы обратились к Давиду, который поднимался, карабкался и боролся и, несмотря на годы, преодолевал сложности как друг, муж, любовник, отец, правитель, герой и художник. Он оставался живым и несчастным человеком, обуреваемым страстями и болью, несгибаемым и в то же время умеющим найти выход из неловких положений, отважным и одновременно смиренным.

Противопоставление сдержанной мудрости Соломона и человечности Давида служило опорой во времена национальных бедствий и вдохновляло стремления к стабильной мирной жизни, а царственная фигура Давида, ведущего свой народ сквозь невзгоды, казалась подобной Мессии, благословленному Господом. И то, что Давид завещал своему сыну, воздалось сторицей Соломону. В еврейской литературе упоминается «Мессия, сын Иосифа», который предшествовал «Мессии, сыну Давида». Возможно, концепция «Мессии бен Иосифа» возникла в Северном царстве, которое населяли племена Иосифа, как политическое движение, направленное против ценностей, проповедуемых Давидовым Мессией в Южном царстве. Возможно, его разрозненные фрагменты сохранились и после падения Северного царства.

Вот почему Иезекиилю в видении являются два скованных вместе раба, символизирующие Южное царство Иудеи и Северное царство Иосифа, которые давно исчезли, но должны возродиться, на что указывает двукратное повторение этого выразительного пророчества (Иез., 37: 15—28).

Верно, что Иосиф через страдания и преследования обрел настоящее благородство, стал трогательно человечным как сын и как брат. Но у него еще не было связи с еврейской национальной жизнью. Он всего лишь выполняет свою роль и предсказывает страдания «предтечи Мессии», за которым последовал победоносный «Давид Мессия».

Однако в народном сознании фигура Соломона приобрела гиперболизированные черты, ибо только посредством сверхъестественного можно было объяснить необычайность одной из самых счастливых эпох, сохранившихся в памяти человечества. Монотеизм отрицал не только магию, но даже и восхищение чудом. Однако по отношению к Соломону это считалось вполне естественным и допустимым даже в нормативном еврейском сознании.

Соломон имел власть над демонами, понимал язык животных и растений, обладал несметными сокровищами и волшебными предметами, наделял чудодейственной силой своих потомков. Рассказы о его чудесах стали частью мирового фольклора. Если мы сравним их с фольклором языческих народов, то заметим, что и здесь упоминается Соломон как волшебник и как легендарный строитель Храма. Однако и магия, и превращения совершаются по воле Бога и управляются им. В них нет противопоставления божественной силы дьявольской, а есть лишь воля Создателя всего сущего. Если в современном сознании фигура Соломона лишена магического ореола, то для миллионов людей она все равно остается символом сверхъестественной силы и образцом для подражания. Продолжатели его дела, прежде всего строительства Храма, чтобы создать свободное братское общество, и ныне собираются, чтобы поклоняться ему, как святыне.