Великие путешествия античного мира - Лев Ельницкий Страница 2

Рассказ о кораблекрушении

«Я расскажу о случившемся со мною, когда я отправился в рудники царя. Я спустился к морю на корабле в 150 локтей длиной и 40 шириной. На нем было 150 матросов, самых отборных в Египте. Они видели небо, они видели землю, и сердца их были мудрее львов. Они предсказывали бурю раньше, чем она наступала, и непогоду — прежде, чем она появлялась. Буря разразилась, когда мы еще были в море и не успели причалить. Налетел ветер и поднял волны до 8 локтей. Я схватил пучок дерева, а все бывшие на корабле погибли. Никто из них не спасся. Меня волна выбросила на остров. Здесь я оставался три дня один, имея спутником только собственное сердце. Я заснул в кустах, и тень объяла меня… Я услыхал звук грома и подумал, что это рокот волн. Деревья трещали, земля содрогалась. Я открыл лицо и увидел, что идет змей в 30 локтей, с бородой более чем в два локтя… Он сказал мне: «Не бойся, не бойся, малый, не беспокойся… ты проведешь здесь месяц за месяцем, пока не окончишь внутри этого острова четыре месяца. Тогда из столицы прибудет корабль; на нем будут матросы, которых ты знаешь… Я царь Пунта… мне принадлежит мирра и благовонные масла… их много на этом острове…»

Корабль прибыл, как он предсказал… он дал мне груз из мирры… мази для глаз, жирафьих хвостов, большое количество ладана, слоновой кости, собак, обезьян и всяких дорогих вещей. Я нагрузил это на корабль и упал на живот, благодаря его. Он мне сказал: «Ты прибудешь в столицу через два месяца, ты обнимешь своих детей…» ^[6]

Это географически весьма туманное повествование о плавании в страну Пунт, находившуюся, видимо, где-либо у нынешнего сомалийского побережья Восточной Африки, содержит все же некоторые конкретные детали, касающиеся срока плавания в эту страну и тех грузов, которые интересовали древнеегипетских мореплавателей. Много в нем и сказочных подробностей, какие свойственны, как увидим в дальнейшем, и другим, более поздним, описаниям океанских плаваний, хотя и обладающим уже несколько более отчетливыми географическими деталями.

Сказание о походе аргонавтов

Почти столь же неопределенна и география древнейшего рассказа о плавании мифического древнегреческого корабля «Арго», сохранившаяся, как это установлено современной наукой в гомеровской поэме о странствованиях Одиссея и основанная на действительных географических представлениях, уходящих глубоко во II тысячелетие до н. э. Эта география довольно легко распознаваема и отождествима с современной географической картой в пределах Эгейского моря, Восточного и Западного Средиземноморья, вплоть до острова Сицилия, но не далее. Сообщения же о Черном море и водных пространствах к западу от Мессинского пролива смутны, сказочны и явно связаны с представлениями о потустороннем, мифическом Океане. Вход в Черное море преграждают сталкивающиеся скалы — Планкты, или Кианеи, вход в западные воды стерегут не менее страшные морские чудовища — Скилла и Харибда.

Гомеровский эпос, как произведение чисто художественное, не мог включить в себя конкретные элементы географии первоначальных сказаний аргонавтики, а сохранил лишь ее сказочные черты. Мы узнаем, однако, из более поздних пересказов, что золотое руно, ради которого пускаются в плавание греческие герои-аргонавты, символизирует находящиеся где-то вдалеке драгоценные металлы. Сказочная страна Колхида, в которую плывут аргонавты, именем своим перекликается с греческим наименованием меди — халкос.

В своих блужданиях по морям аргонавты прибывают на остров Эталия, находящийся близ западных берегов Италии и отождествляемый с островом Ильва (Эльба) ^[7], знаменитым в древности своими выработками железной руды — материальной основой древнеэтрусской культуры. Присутствие в сказании об аргонавтах легенды о происхождении янтаря, служившего в древности предметом широкого спроса и доставлявшегося в Средиземноморье с берегов Балтики, также показательно в отношении определения целей и задач древнего мореплавания.

Однако при знании этих отдельных конкретных черт легенды о плавании аргонавтов у нас нет возможности восстановить общие географические представления ее древнейших творцов. Мы можем лишь думать, что все предприятие аргонавтов представлялось плаванием по Океану и мыслилось как путешествие в потустороннем мире. Отдельные замечания толкователей этой легенды из числа наиболее древних греческих географов и мифографов VI–V веков до н. э. (Гекатея, Ферекида и др.) удостоверяют, что истоки рек Фасиса (Риона), Нила, Истра (Дуная), по которым плавали аргонавты, лежат на Океане или в непосредственной близости от него. Это представление и позволило аргонавтам, плывшим в Океан по реке Фасису, возвратиться в Средиземное море по Нилу, как рассказывал в утраченной эпической поэме Гесиод, поэт VIII–VII веков до н. э.

Древнегреческие представления

о земной поверхности и Океане

Океан, таким образом, представлялся древним грекам в виде таинственного водоема, из которого истекали все моря и все реки. Выразители этих географических представлений из числа древнегреческих ученых продолжали существовать еще и в то эллинистическо-римское время, когда, казалось бы, реальный географический опыт не оставлял более места для подобных фантазий. Но они, излагая древние мифы, находили выход из области действительности в область мечтаний, признавая наличие подземной связи у тех или иных морей и рек с Океаном. Такого рода уступки мифологии имеются даже и у величайшего философа древности — Аристотеля (384–322 до н. э.).

Полное отрицание существования мифического омывающего со всех сторон сушу Океана было высказано впервые еще в VI веке до н. э., когда у ионийских географов понятие Океана было заменено выражением «Внешнее море».

О том же, что все водные пространства, в том числе и океанские, окружены со всех сторон сушей, думал еще во II веке н. э., в пору наивысшего расцвета древней географической науки, знаменитейший географ Птолемей; он исходил, разумеется, не из практических знаний, а из теории, представлявшейся ему, однако, вполне научной и гораздо более правдоподобной, чем допущение существования полусказочного вселенского Океана. Утверждая это, он вступал в прямое противоречие с данными эллинистической науки, основанными на географическом опыте эпохи Александра Македонского и всех предшествующих времен, подытоженном и осмысленном великим александрийским физиком и географом Эратосфеном (276–194 до н. э.). По представлениям Эратосфена, земная суша была окружена океаном, но уже не мифическим и потусторонним, а реальным водным пространством, вовсе при этом не безграничным. Эратосфен представлял себе земную поверхность шарообразной и впервые научным способом измерил длину земного меридиана, совершив при этом лишь сравнительно небольшую ошибку против нынешних исчислений. Не приходится, однако, забывать того, что земная поверхность фактически была известна в древности лишь на очень небольшом протяжении с запада на восток (от Гибралтарского проливало реки Ганг) и того менее с севера на юг (от острова Туле, отождествляемого с западной частью Скандинавского полуострова, и до острова Тапробана — Цейлона). При этом знание об отдаленных местностях основывалось и в эпоху Эратосфена, да и гораздо позже, лишь на единичных и довольно туманных, не лишенных сказочного элемента описаниях, которые далеко не всеми принимались на веру.