Тышлер - Вера Чайковская Страница 2

Александр Тышлер родился на Украине, в Мелитополе, в самом конце XIX века — в 1898 году. Родился летом, 26 июля, под знаком Льва, что очень соответствует его горделивому одиночеству и бесконечной опеке в будущем разношерстной, разбросанной семьи. Уже в детстве на его лице выделялись глаза, большие и черные, глаза художника, из-за которых в семье его называли Смородинкой. Отец Тышлера — потомственный столяр, кстати, «тышлер» на идише и значит «столяр». Столярами были дед и прадеды будущего художника, братья отца и два его собственных брата.

В двух автобиографических очерках — раннем, написанном вначале 1930-х годов, и позднем, впервые опубликованном в 1978 году, Тышлер подчеркивает свое «пролетарское» происхождение («родился в рабочей семье», в семье «рабочего-столяра»).

Тут возникают вопросы. Флора Сыркина в монографии о Тышлере, опубликованной в 1966 году (писавшейся, впрочем, в 1960–1963 годах), отмечает, вероятно, по рассказам мужа, что дед Тышлера с сыновьями строил на юге России деревянные железнодорожные вокзалы и потом осел в Мелитополе на реке Молочной. Из этого можно сделать вывод, что отец художника, по крайней мере, не был простым «наемным» рабочим, а скорее всего имел столярную мастерскую, где ему могли помогать братья и сыновья. Это было, вероятно, собственное столярное дело, о чем писать в послереволюционные годы стало небезопасно. Тышлер подчеркивает «атеизм» отца («ужасный безбожник»), что тоже скорее характеризует «ассимилированную» мелкобуржуазную еврейскую среду. Эту среду Тышлер будет впоследствии изображать в гротескной и одновременно лирической серии «Соседи моего детства» — дамы в модных шляпках, мужчины в котелках и с тросточками словно позируют местному, приглашенному домой фотографу, удобно расположившись на диване и вокруг него. Подобные комнаты с картинами и коврами Тышлер ребенком, как кажется, не просто «видел через окошко», — он по ним прохаживался! Другое дело, что дух в его собственной семье был во многом «антибуржуазным».

Кроме него в семье было еще семеро детей — четыре брата и три сестры. Саша — самый младший, восьмой, вероятно, любимец матери — кавказской еврейки, в девичестве Джин-Джих-Швиль. Под этим псевдонимом художник выступит на первой своей выставке в еврейской Культур-Лиге в Киеве в 1920 году…

Я уже отмечала, что существует два автобиографических очерка, в которых сам художник пытается осмыслить свою жизнь. При этом они совершенно различны по акцентам и интонации.

Очерк, впервые опубликованный в каталоге, изданном в 1978 году, и перепечатываемый в последующих каталогах («Моя краткая биография»), выдержан в эпических тонах и рисует картину жизни очень обобщенно, «крупными» мазками, как бы с учетом возникшей временной перспективы.

Тут оценки событий взвешены и спокойны.

Второй очерк (по времени — он первый), который я датирую началом 1930-х годов, написан совсем в ином ключе — резком, полемическом, иронично-язвительном.

В нем проступает лицо молодого, «задиристого» Саши Тышлера, который по-мальчишески «никогда никого не слушался». Он не столько описывает свое детство и взросление, сколько обнаруживает какие-то острые — социальные и житейские — углы и коллизии в дореволюционной жизни своего семейства и потом в собственной творческой биографии после революции. Художник словно бы полемически отвечает злопыхательской («рапховской» ^[10]) критике начала 1930-х годов. И даже не столько самой критике, сколько тем, кто ею обманут.

Поражает, что в двух этих автобиографических очерках высвечиваются совершенно разные истоки и доминанты, идущие из детства. Причем, как мне кажется, Тышлер в обоих случаях вполне искренен — важнейшая внутренняя установка, выделенная, как помним, им самим.