От Мировой до Гражданской войны. Воспоминания. 1914–1920 - Дмитрий Ненюков Страница 2

Автор характеризует настроения Ставки, и в перепадах этих настроений нельзя не заметить известной легкомысленности. Очень выразительна следующая фраза: «В Ставке также повеселели и снова начали поговаривать о скором окончании войны, тем более что уже в это время выяснился огромный расход снарядов в минувшие бои». ^[4] Время – октябрь 1914 года, русские войска вновь вошли в Восточную Пруссию. И логика, нельзя не признать, весьма незатейливая: раз снаряды вышли, так и войне конец. Впереди был 1915 год, год «великого отступления». Д. В. Ненюков в целом произносит весьма суровый приговор организации войны с русской стороны, и в этом он солидарен со многими участниками и наблюдателями событий. Вот его резюме: «Сейчас еще не наступило время давать характеристики главных лиц, но все же не могу удержаться, чтобы не высказать общего впечатления. Ставка, представлявшая мозг армии, где должны были быть собраны наиболее способные люди изо всей армии, далеко не удовлетворяла этим требованиям. В ней было много очень милых и симпатичных людей, но, к сожалению, и только. Талантами она не блистала. Общее впечатление было серой будничной посредственности. Наиболее яркими фигурами были генерал-квартирмейстер Данилов и полковник Генерального штаба Свечин, первый по своему твердому характеру и логическому мышлению, а второй был несомненно талантлив. Между тем Ставке предстояла серьезнейшая и ответственная задача. Нужно было собирать опыт войны, обрабатывать его и на основании сделанных выводов уже во время самой войны реорганизовывать и перевоспитывать армию, закованную в старые традиции. Эта задача оказалась не по силам нашей Ставке. Мозг армии не справился со своей задачей». ^[5]

Автор неоднократно пишет об удивительной осведомленности немцев. Это штрих к большой теме «немецкого засилья», которую активно развивали русские правые в начале XX столетия. Действительно, исторически значительное присутствие в русском служилом классе и коммерческом секторе немцев увеличивалось переселенцами, в том числе не принимавшими подданства. Горячая тема шпионажа, вспыхнувшая с началом войны, не может быть полностью отнесена на счет националистической истерии и предубеждений. Ненюков констатирует как самоочевидную вещь, что тайн от немецкого командования у русской стороны практически не было.

Изложение мемуариста позволяет добавить весомое мнение по ряду вопросов военно-морской стратегии и тактики в годы Великой войны. В частности, о борьбе с линейным крейсером «Гёбен» в Черном море и оценке ее итогов, об изобретательной минной войне в Балтийском море, о решениях британского и германского военно-морского командования. Изложение автора позволяет увидеть глазами моряка-профессионала, какой мощный и в то же время хрупкий инструмент – дорогой современный флот. Свои флоты берегли основные противники – Британия и Германия, категорически не желали рисковать крупными кораблями и в России. Вступление в строй русских дредноутов на Балтике и в Черном море не привело к стратегической активизации. Адмиралы всех стран боялись решительных столкновений главных сил из-за опасности потери дорогостоящих мощных кораблей. Кроме того, бытовало убеждение, что с появлением дредноутов прежние линейные корабли теряют значение. Эти соображения окрашивали собой и принятие стратегических решений, и тактику действий. Автор признает слабое развитие в России до войны подводного флота, с чем откровенно запоздали. Действительно, союзные британские подлодки в Балтийском море действовали гораздо эффективнее русских. В воспоминаниях всплывают неординарные и редкие сюжеты. Например, значительная роль нейтральной Швеции в снабжении Германии рудой, – морские караваны трудно было перехватывать из-за возможности дипломатических осложнений. Значимы профессиональные оценки адмирала как своих, так и неприятельских моряков, например, в области пользования дальномерами и точности стрельбы.

Не раз возникает в тексте имя А. В. Колчака. Характеристики Д. В. Ненюкова вполне соответствуют многим другим мнениям о характере будущего Верховного правителя России. Колчак порывист, инициативен, дисциплинарно строг. Его назначение командующим Черноморским флотом, как и назначение столь же молодого для такой должности А. И. Непенина на Балтийский флот, знаменовало собою как признание заслуг, так и более «молодую» стилистику в боевой работе. Увы, развернуться в полную силу таковой уже не было суждено. Ненюков упоминает и характеризует также и других адмиралов, известных по Великой и Гражданской войнам. Это А. А. Эбергард, М. К. Бахирев, В. А. Канин, М. И. Каськов, В. Н. Шрамченко и др.

Если Балтийский флот занимал в войне заведомо оборонительную позицию, то перед Черноморским маячило большое свершение – Проливы, Константинополь. Ненюков интересно и подробно описывает русские морские операции около Босфора, планы десанта, характеризует провальную Дарданелльскую операцию англичан. В Черном море очевидной опасностью для русского флота был германский «Гёбен». Борьба с быстроходным «германцем» окрасила собою все кампании на Черном море. Автор показывает, как боевая обстановка, при первой встрече с тем же «Гёбеном», заставляла ломать и изменять установления мирных времен. Мнение адмирала о стратегических решениях на Черном море, боевых возможностях русского, союзных и неприятельского флотов добавляет возможностей для обсуждения вопроса о «проливах» и русской стратегии в 1914–1917 гг. в целом. Интересно сопоставить его выводы и наблюдения с рассуждениями А. Д. Бубнова. Последний весьма жестко оценивает стратегические решения русского командования, критикует соображение: «Ключи от проливов лежат в Берлине», указывая, что эти «ключи» следовало искать в Лондоне. Дмитрий Всеволодович не дает чеканно сформулированных оценок – перед нами мемуары, а не военно-стратегический очерк, – но также предоставляет материал для критики русской способности к крупным решениям на Черноморском театре.

На Дунае адмиралу достается уже самостоятельная роль строевого начальника с необходимостью координировать действия как речных, морских и сухопутных сил, причем на «международном» Дунае, так и вступать во взаимоотношения с союзниками-румынами. Здесь застает его и революция. Румынский фронт держался, во всеобщем развале, дольше остальных. Ненюков показывает, и в военном, и в житейском горизонтах, состояние наиболее экзотического участка этого фронта.

Едва ли не все мемуаристы зарубежья задавались вопросом о природе столь страшного и быстрого крушения Российского государства и армии. На эту тему размышляет и Д. В. Ненюков. Он описывает интересный сюжет с лубенскими гусарами: полк был «румынизирован» и оказался на румынской службе, при этом большинство офицеров на румынскую службу не пошло, жило частным порядком, не удаляясь от полка, носило полковую форму. На предложение поступить в Добровольческую армию эти офицеры отвечали, – что вот если бы с полком! – а без полка мирное существование в условиях разворачивавшейся гражданской войны не казалось им предосудительным. Ненюков разумно замечает, что существовал полковой патриотизм, подобный губернскому патриотизму у мужиков. Данное замечание выводит на большую тему складывания русской нации, русского национального чувства, русских мотиваций в Великой войне. Можно вспомнить рассуждения на эту тему такого военного авторитета, как генерал Н. Н. Головин.