Штурмовик - Евгений Зубарев Страница 2

И вот уже даже замполит сверху спустился, свой боезапас расстрелять — ему уже не страшно, потому что мы вроде бы зачистили ущелье наглухо, всюду только огонь и дым, никто уже в ответ не стреляет, уцелевшие «духи» попрятались в пещеры от ужаса.

Я с ведомым поднимаюсь на пять километров, командую замполиту, чтобы после атаки к нам пристраивался, а тем временем Коля решил что-то внизу дочистить. Сверху вижу, как он заходит в атаку, подчищает там напоследок какой-то объект и выходит на запад. А там у него на пути очень высокий хребет, тысяч пять, не меньше.

Я снизился, прохожу совсем рядом и в шутку Коле кричу по рации:

— Поддай газку, Коля, а то хребет не перевалишь.

А он ко мне лицо поворачивает, я его вижу через фонарь кабины, и так серьезно мне отвечает:

— Нечем поддавать, Саня, я и так на максималке.

То есть скорость у него минимальная, он идет над узким ущельем и является отличной мишенью для уцелевших операторов ракет. И тут я вижу, как к нему со склона будто дымок от сигареты прилетает.

Ракета четко в хвост вошла, прямо на моих глазах от Колиного самолета обшивка начала отваливаться, потом взрыв раздается.

Я кричу:

— Коля, в тебя ракета попала! Катапультируйся!

Он и сам успел это понять — смотрю, фонарь открылся, кресло полетело. А самолет на последних усилиях тяги попытался перевалить через хребет, но не вышло — начал крениться, потом врезался в самую вершину и рванул остатками топлива.

У меня аж колени затряслись от переживаний. Так и не удалось Шулимову перелететь через хребет на ничейную землю. Коля, товарищ боевой, на моих глазах летит под парашютом в то самое ущелье, которое только что бомбил. Там его не то что живым не оставят — сутки напролет мучить будут, кожу с живота снимут. Душманы ведь летчиков ненавидят самой лютой ненавистью, потому что мы против них очень эффективно работали, защищая наземные войска. Штурмовик Су-25 так и называли в наших войсках — «главная надежда советских мам». Потому что с поддержкой штурмовиков и вертолетов любая сухопутная операция выполнялась с минимальными потерями, а вот, если такой поддержки не было, потери потом считали сотнями.

Откуда в Шулимова ракета пошла, я заметил, развернул машину и с ходу атаковал. Тут даже не в том дело, что отомстить надо. Надо сделать так, чтобы «духи» не вздумали головы поднять и искать шурави ^[2] для расправы.

Пока я из пушки расстреливал точку запуска «Стингера», как раз звено Гриши Стрепетова объявилось. Они рядом шли, на траверз Баграма строились.

Я у Григория спросил, видит ли он, куда я работаю. Он говорит, что видит. Что случилось, он спрашивать не стал — все и так по рации слышали.

Попросил я их всех хотя бы по разу отработать мою цель. Надо было, конечно, не по одному разу, да ведь боезапас-то закончился почти у всех.

Сделали они по одному заходу на тот поганый кишлак, а я передал на командный пункт координаты точки, куда Николай приземлился. По высоте там было примерно 3600, склон довольно крутой, но метров двести выше видна была вполне нормальная площадка для вертолета, сесть можно.

Передал координаты на КП, а там уже командующий армией за микрофон сел, лично указания дает. Еще бы, второй самолет за сутки теряем.

Спрашиваю Стрепетова, видит ли он место приземления Шумилова.

— Нет, — говорит. — Не вижу.

Ладно, думаю, ты полчаса назад целое ущелье не заметил, можешь и один парашют просмотреть. Спрашиваю всех его летчиков из звена по очереди, кто парашют видит?

Выясняется, что никто, кроме меня, парашюта не видит.

Командующий дает указание:

— Раз они не видят ничего, пусть уходят, что толку их там держать. Ну а ты, как, наблюдаешь?

— Наблюдаю.

— Хорошо, наблюдай.

Делаю коробочку над Колей, заодно интересуюсь у замполита, который опять наверх ушел:

— Шумилова видишь?

А там такое яркое пятно от парашюта, красно-белое, я его на склоне явственно вижу. Как можно его не видеть, не понимаю.

Но замполит отвечает, что не видит ничего.

— Гору с круглой вершиной видишь?

— Вижу.

— На ее южном склоне парашют видишь?

— Не вижу.

И Петр Шмонов, ведомый мой, тоже гору видит, а парашют — нет.

Ну что тут скажешь? Говорю им всем: отработайте вот по той дороге и тому кишлаку, чтобы «духи» не лезли к Коле, а потом уходите на базу, топливо ведь кончается.

Они вдвоем постреляли слегка, но снарядов и у них тоже почти не осталось. Улетели в Баграм.

Остался я в этом ущелье один. Конечно, страшно было очень. «Духи» ведь не идиоты, видят, что над ними происходит. Сейчас они наверняка лихорадочно приводят в порядок свои пулеметы, вытаскивают «Стингеры» из «нычек», выцеливают меня.

А мне даже маневр хороший противоракетный не сделать — я боюсь парашют из вида потерять, а кроме меня, «вертушки» поисково-спасательной службы наводить на Шулимова некому.

Так и летаю на последних каплях горючего, обмирая от каждого подозрительного дымка на склонах и прислушиваясь к системе оповещения о пуске ракеты. И что совсем плохо, «золотая стрелка», радиомаяк на кресле у Николая, отчего-то не работает — то ли поврежден маячок, то ли не укомплектовано у него кресло было.

Тут, наконец, «вертушки» показались. Начал я их на склон наводить, но все без толку. На вертолетчиков, как и на моих летчиков, тоже какое-то затмение нашло — не видят они парашют, хоть ты тресни. Я и так объясняю, и эдак — не видят, и все тут.

А у меня индикатор топлива уже красным сияет, минут на десять полета керосина осталось. Это значит, через минуту мне на Баграм разворачиваться надо, ближе здесь аэродром есть только в Пакистане.

Наконец, бортмеханик первого вертолета заметил парашют, рапортует на КП, что садится на площадку выше, которую я раньше для них присмотрел. Я по рации его рапорт выслушиваю, молча радуюсь, что нашли и сейчас заберут нашего героя.

Вот на плато сел один из вертолетов, из него выбралась группа спасения, побежали они вприпрыжку вниз за Шулимовым.

Я по-прежнему круги вокруг этого хребта наматываю, прикрываю группу от возможного нападения. На индикатор топлива стараюсь не смотреть, чтобы лишний раз не расстраиваться.

Но через минуту-другую понимаю, что-то возятся они слишком долго. Спрашиваю, что случилось, почему не взлетают.

— Саня, пилота забрали, но мы сейчас еще раз сходим, парашют заберем. Жалко его «духам» оставлять, полезная вещь.