Наполеон - Пол Джонсон Страница 2

Тот год был урожайным и в других смыслах. В Британии делала первые шаги промышленная революция – все начиналось с текстильных предприятий. Капитан Кук высадился в Ботани-бей и нанес на карты новый континент – Австралию. Но Корсика была очень далека от всех этих выдающихся событий. То был нищий, дикий, заброшенный остров, не имевший никакого экономического или политического значения. Ровно сто лет спустя английский художник Эдвард Лир высадился на его берег с мольбертом и запечатлел ландшафты острова, которые ничуть не изменились за прошедший век: остроконечные горные вершины, непроходимые хвойные леса, широкие каменистые плато и редкие водопады, бескрайние заросли чахлого кустарника, известного как le maquis, – это слово стало синонимом партизанского края. Доход, который приносил остров, был настолько крошечным, что королевские дворы Европы считали его и вовсе бесполезным. В восемнадцатом веке британцы дважды занимали Корсику и оба раза оставляли, так как от острова было больше хлопот, чем пользы. Сотни лет остров принадлежал Генуе, итальянскому городу-государству, захватившему контроль над Корсикой в то время, когда Генуя вместе с Венецией были самыми богатыми морскими государствами на Средиземном море. Но власть Генуи никогда не распространялась вглубь острова, ограничиваясь портовыми городами – Бастией, Калви, Бонифачо и Аяччо, – это было просто невыгодно. Поэтому местные мятежники управляли внутренней территорией острова и время от времени осаждали обнесенные крепкими стенами приморские города. В 1760-х годах теряющая власть Генуя обратилась к французам за помощью. Французы не отказали. Но их возмущало, что Генуя пускала на остров ненавистных иезуитов, которым въезд на территорию Франции был запрещен. Поэтому французы вывели свои войска с острова, и в 1767 году повстанцы заняли Аяччо. Для Генуи это стало последней каплей, и в 1768 году весь остров был продан Франции за ничтожную цену. Для Бонапарта это событие стало знаковым – он родился в следующем после продажи году и автоматически стал гражданином Франции.

Далеко не все относились к Корсике с пренебрежением. В своем трактате «Об общественном договоре» (Du contrat social) (1762) Жан-Жак Руссо отмечал, что, хотя все правительства Европы погрязли в коррупции, «есть в Европе одно крошечное государство, которое простодушно пытается законодательно бороться с ней, и это – Корсика». Руссо также говорил, что у него есть предчувствие: этот маленький остров еще удивит Европу. После такого заявления, повстанцы пригласили мыслителя на Корсику, чтобы он составил конституцию, которой они будут следовать, когда с оружием в руках добьются независимости. Руссо не поехал. Но убедил своего молодого друга Джеймса Босуэлла, будущего биографа Сэмюэля Джонсона, посетить Корсику во время поездки по Европе, и даже организовал для него встречу с лидером повстанцев Паскуалем Паоли, которого называли «народным генералом». Босуэлл приехал на остров и на всю жизнь остался почитателем и другом Паоли. Отчет о поездке молодой человек оставил и в своих дневниках, и в книге о Корсике, которую он опубликовал по возвращении в Британию. Эта книга принесла ему широкую известность, а также лестное прозвище Босуэлл Корсиканский, ее читала вся Европа. Среди читателей книги был и юный Бонапарт. Эта книга подсказала ему кое-какие идеи.

Бонапарт не собирался становиться освободителем Корсики. Сия неблагодарная миссия отводилась Паоли, да и роль эта казалась юноше незначительной. Такие люди, как Бонапарт, видели свое будущее не на острове, а за морями, на просторах других земель. Люди все время приезжали и уезжали с острова. Амбициозным обитателям приморских городов была чужда неподвластная времени стабильность жителей внутренних районов острова. Предки семьи Бонапарта принадлежали к мелкому дворянству Тосканы шестнадцатого века. В Аяччо Бонапарты поколение за поколением занимали судейские и административные должности. Семья сохраняла дворянское звание на протяжении шестнадцати поколений. Они не накопили несметных богатств, но средств вполне хватало, чтобы нанимать слуг и содержать собственный дом с садом. Карло Мария да Буонапарте, как он себя называл, женился на четырнадцатилетней Летиции, среди предков которой тоже были итальянские дворяне. Но в ее семье часто заключались браки с мелкопоместными дворянами из внутренних районов Корсики. Летиция родила мужу восьмерых детей. Наполеон, или Nabulion, как записано при крещении, был их вторым сыном. Это имя, которое впоследствии дало название целой эпохе, не имело никакого скрытого смысла. Просто отец, следуя семейной традиции, назвал сына так же, как его прадед своего второго сына. Бонапарт почти никогда не использовал это имя. Анализ нескольких тысяч сохранившихся до наших дней автографов Наполеона показывает, что он всегда подписывался «Буонапарт», а позже «Бонапарт». Именно этим именем, и официально и в неофициальной обстановке, называли его все друзья, и даже его первая жена, Жозефина. И именно это имя я использую в данной книге. Когда он стал императором, то с неохотой, в угоду протоколу, принял имя Наполеон, и именно так его называла вторая супруга. Но он редко подписывался полным именем, просто писал «Nap» или «Np», а часто забывал свой новый титул и писал «Бонапарт».

О Бонапарте написано больше книг, чем о любом другом человеке, за исключением Иисуса Христа. Они довольно часто издаются на английском, французском и на многих других языках. Эти книги очень популярны: издатели считают, что книгу о Наполеоне продать гораздо легче, чем биографию любого другого человека, – просто в силу интереса к этой исторической личности. Почти все эти книги спекулируют на теме семьи или происхождения заоблачных амбиций Бонапарта. В сущности, все сходятся во мнении, что жесткостью характера Бонапарт пошел в мать, а не в отца, вероятно, довольно слабого человека, который умер совсем молодым. Мадам-мать императора была совсем из другого теста. Некоторые биографы объясняют воинственность и агрессивность Бонапарта кровью его неистовых корсиканских предков с их культом железного закона кровной мести – вендетты. Странно, но именно месть была единственным, в чем Бонапарт не проявлял особой жестокости. Он с поразительной непредсказуемостью великодушно прощал обиды, не всегда или обычно, но достаточно часто, чтобы это могло удивить. После того как Бонапарт прочел книгу Босуэлла, многому его научившую, и понял, что на Корсике делать нечего, этот остров больше никогда его не интересовал. С тех пор как Наполеон покинул Корсику, он никогда не возвращался сюда. Никогда не учитывал остров в своих геополитических планах. С другой стороны, Бонапарт не стыдился своих корней. Он просто вычеркнул Корсику из своих мыслей, как не имеющую значения для его честолюбивых планов.

По другой версии биографов, Бонапарт был копией одного из своих тосканских предков – кондотьера ^[1], солдата удачи, который продавал свой меч любому, кто был в состоянии хорошо заплатить, и основал свою династию на деньги, скопленные в войнах. Действительно, до того как в 1768 году Франция взяла власть на острове в свои руки, Корсика зависела от Италии, которая находится гораздо ближе, и которая дала Корсике свою письменность и культуру. Но Бонапарт никогда не демонстрировал привязанности к Италии как к государству, он соглашался с определением австрийского дипломата Меттерниха: Италия – «не более чем географическое название», и когда сделал своего сына и наследника королем Рима, он тем самым возрождал гораздо более раннее понятие государства. Наполеон не питал никаких чувств ни к одному из итальянских городов, обозначивших себя в истории, рассматривал их как добычу, как разменные серебряные и золотые монеты, которые надлежит отнять у врага и раздать членам своей семьи и своим соратникам. Самих же итальянцев он ни во что не ставил.