На службе в сталинской разведке. Тайны русских спецлужб от бывшего шефа советской разведки в Западной Европе - Вальтер Кривицкий Страница 2

Вот так. Понятно, что люди, сохраняя спокойствие таким образом, вовсе не собирались слишком сокрушаться о поворотах на этой дороге или слишком критически интересоваться, действительно ли она ведет к прекрасному будущему.

Однажды морозным утром, возвращаясь из «Марьина» домой, я добрался до Курска. Вошел в здание вокзала, чтобы подождать там прибытия скорого поезда из Москвы. Плотно позавтракал в буфете. У меня еще оставалось время, и я пошел в зал ожидания пассажиров третьего класса. Никогда мне не удастся забыть то, что я там увидел. Зал был до отказа забит мужчинами, женщинами и детьми. Около шести сотен крестьян, похожих на стадо животных, которых перегоняют из одного загона в другой. Картина была столь ужасной, что на какой-то момент мне показалось, будто тучи летучих мышей мечутся над головами этих измученных существ. Многие, почти обнаженные, лежали на холодном полу. Другие явно умирали от тифа. Голод, боль, горе или просто немое, полумертвое страдание читались на каждом лице. Я стоял и смотрел, а милиционеры из ОГПУ с каменным выражением лица заставляли людей вставать и гнали их, как скот, толкая и пиная тех, кто сопротивлялся или просто не мог идти. Обернувшись, я увидел, как какой-то старик остался на полу. Это было не что иное, как трагическое выселение. Я знал, что миллионы честных крестьянских семей, которых Сталин называл «кулаками» (это имя означало нечто более ужасное, чем жертвы), были сорваны с родной земли, переселены и уничтожены.

Но я также знал, что в это же самое время (шел февраль 1934 года) фашистские полевые орудия на улицах Вены обстреливали аккуратные домики рабочих, которые построили социалисты. Фашистские автоматы косили австрийских трудящихся, отчаянно пытавшихся отстаивать социализм. Фашизм наступал со всех сторон. Силы реакции закреплялись повсюду. Советский Союз все еще казался единственной надеждой человечества. И потому я продолжал служить Советскому Союзу, а значит, и его хозяину – Сталину.

Через два года, во время испанской трагедии, я видел, как Муссолини и Гитлер бросали своих людей и снаряжение на помощь Франко, а премьер Франции Леон Блюм, социалист, был втянут в лицемерную игру под названием «невмешательство», которая привела к гибели Испанской республики. Я понимал, что решительность Сталина была запоздалой, робкой и недостаточной, чтобы оказать реальную помощь осажденной стране. Я все еще ощущал себя человеком, выбирающим из двух зол меньшее. Я сражался на той стороне, которую считал правой.

Однако потом наступил поворотный момент. Я наблюдал, как Сталин, собирая средства на свою запоздалую помощь, бросил нож в спину республиканского правительства. Я видел, как шла чистка рядов в Москве, которая уничтожила целую большевистскую партию. Я видел, как все это переносилось в Испанию. И в то же самое время, имея преимущества службы в разведке, я видел, как Сталин втайне протянул руку дружбы Гитлеру. Я видел, как он был предупредителен и вежлив с нацистским лидером и при этом казнил великих генералов Красной армии – Тухачевского и других военачальников, под руководством которых я долгие годы защищал Советский Союз и социализм.

И затем Сталин совершил то, что стало для меня последней каплей: он уничтожил всех ответственных работников, которые не хотели быть участниками расстрельных отрядов ОГПУ. Чтобы доказать свою преданность, я должен был сдать одного близкого товарища. Я отклонил это предложение. И порвал со Сталиным. Я заставил себя не закрывать глаза на то, что окружало меня. Я заставил себя понять, что вне зависимости от того, были ли еще другие места в этом мире, связанные с надеждой на лучшее, я служу тоталитарному деспоту, который отличается от Гитлера только своими фразами о социализме – жалкими остатками марксистских и социалистических лозунгов, за которые он отчаянно цеплялся.

Я порвал со Сталиным и начал говорить правду о нем осенью 1937 года, когда он успешно манипулировал общественным мнением и умами государственных мужей как Европы, так и Америки, открыто, но притворно обличая Гитлера. Многие умные люди советовали мне молчать, но я заговорил. Я начал говорить ради миллионов, которые погибли во время навязанной им коллективизации и практически спланированного голода, а также ради миллионов, все еще принудительно трудящихся в лагерях, а еще ради сотен тысяч моих бывших товарищей-большевиков, которые томились в тюрьмах, ради тысяч и тысяч несчастных, которые были расстреляны. Последним трагическим актом предательства Сталина стало заключение пакта с Гитлером. И он сумел убедить большинство в необходимости потакать его безумию и закрывать глаза на его чудовищные преступления в надежде на то, что он, возможно, имеет действенное оружие для демократических армий.

И вот Сталин показал, что у него в руках. Настал час заговорить всем тем, кто молчал из-за своей недальновидности или по каким-либо стратегическим причинам. На это отважились лишь немногие. Бывший посол французского республиканского правительства Луис де Аракистаин пытался вывести мировое сообщество из заблуждения, указав на действительный характер «помощи» Сталина Испанской республике. Так же заговорил и Ларго Кабальеро, бывший испанский премьер-министр.

Были и другие, которые чувствовали потребность заговорить. Одним из них стал Ромен Роллан. Трудно переоценить ту помощь, которую оказал тоталитаризму этот именитый писатель: он прикрыл ужасы сталинской диктатуры роскошной мантией своей славы. В течение многих лет Роллан вел переписку с Максимом Горьким – известным русским литератором, который одно время был весьма дружен со Сталиным и даже пытался хоть как-то сдерживать последнего. Несомненно, это обстоятельство способствовало тому, что Роллан был причислен к дружественному лагерю. Однако в последние месяцы своей жизни Горький пребывал в моральном заключении. Сталин отказал ему в разрешении выехать за границу, хотя это было необходимо для его здоровья. Почту писателя проверяли, а письма от Ромена Роллана перехватывались Стецким – впоследствии начальником секретариата Сталина – и складывались в сталинскую папку «Роллан». Обеспокоенный молчанием своего друга, Горький писал еще одному своему товарищу – помощнику директора Московского художественного театра, спрашивая, что происходит. Во время последнего судебного разбирательства по делу о государственной измене миру было сказано, что Горький, которого все считали другом Сталина, был отравлен Ягодой. Тогда же в «Ла Флеш» опубликовали интервью с известным писателем Борисом Сувариным, а я объяснил Ромену Роллану, почему задержаны его письма. Я просил его сделать заявление о том, что его письма к Максиму Горькому перехватывает Сталин. Он предпочел молчать. Почему же сейчас он заговорил о том, что Сталин открыто протянул руку Гитлеру?

Бывший президент Чехословакии Эдвард Бенеш также решил отсидеться. Когда в июне 1937 года расстреляли Тухачевского и других военачальников Красной армии, Европа испытала страшный шок, а неверие в их вину было столь сильным, что Сталину пришлось искать способы, которые помогли бы убедить западные демократические правительства в том, что победитель Колчака и Деникина был нацистским шпионом. Сталин дал указания ОГПУ, и оно при содействии военной разведки Красной армии приготовило досье для передачи его чешскому правительству, содержавшее сфабрикованные доказательства вины красных генералов. Эдвард Бенеш был совершенно уверен, что Сталин будет сражаться за Чехословакию, а потому посчитал эти доказательства достоверными.