Сталинская экономика Победы. "Было время - и цены снижали" - Дмитрий Верхотуров Страница 2

Первый и наиболее очевидный аргумент был прост до смешного. После окончания Первой мировой войны не произошло ни сокращения армий и флотов, ни разоружения, ни прекращения гонки военных технологий. Наоборот, милитаризация и вооружение взяли повышенные темпы. Скажем, в начале 1914 года в армиях ведущих империалистических держав было 7 млн. человек, а в 1921 году, после мировой войны, их стало 11 млн. человек [1]. Армии стран-победителей – Великобритании и Франции – не сократились после войны. В английской армии в 1921 году было 880 тыс. человек, а во французской – 740 тыс. человек. Или вот данные по странам-победителям (Великобритания, Франция, США, Италия и Япония). В 1913 году в этих странах общая численность армий достигала 1,84 млн. человек, в 1923-м – 1,91 млн. человек, а в 1930 году – 2,14 млн. человек [2]. Новые страны, появившиеся по итогам Версальского мира, также создали крупные армии, например, Польша довела численность армии до 500 тыс. человек. Казалось бы, война кончилась, зачем держать под ружьем сотни тысяч человек?

При этом во время Первой мировой войны утверждалось, что эта война будет-де «последней войной» в истории человечества, после которой наступит мир, согласие и всеобщее процветание. Советские публикации на тему грядущей войны, приводя эти факты и цифры, злорадствовали: ну, и где ваш мир, процветание и согласие? Несоответствие деклараций и реальности бросалось в глаза: «После Версальского договора с исключительной резкостью обнаружилась ложь красивых фраз о международной солидарности, полная несостоятельность обещаний лидеров империализма об организации мирового хозяйства на началах справедливости» [3].

Но это еще весьма сдержанные слова. Ленин, к примеру, оценивал Версальский мир в очень резких выражениях. «Когда была побеждена Германия, Лига Наций, воюя против нее, кричала о том, что это война освободительная, демократическая. Германии был навязан мир, но мир этот был ростовщический, мир душителей, мир мясников, потому что они разграбили и раздробили Германию и Австрию. Он лишили их всех средств жизни, оставили детей голодать и умирать с голоду, этот мир неслыханный, грабительский. Таким образом, что такое Версальский договор? Это неслыханный, грабительский мир, который десятки миллионов людей, и в том числе самых цивилизованных, ставит в положение рабов. Это не мир, а условия, продиктованные разбойниками с ножом в руках беззащитной жертве», – говорил Ленин на совещании председателей уездных, волостных и сельских исполкомов Московской губернии 15 октября 1920 года [4]. Последующее вооружение стран-победителей только подтверждало правоту ленинских слов и наглядно показывало, что империалистические разбойники вовсе не собираются откладывать нож в сторону.

Далее, в странах-победителях начались масштабные программы развития вооружений, создания и производства новых образцов оружия и техники. Прогресс за 1920-е годы, по ходу обсуждения самой темы грядущей войны (в 1930-е годы эти обсуждения почти прекратились), был значительный. К примеру, увеличилась дальнобойность артиллерии, возросла скорость самолетов, увеличилась нагрузка бомбардировщиков и их радиус действия, войска получили в больших количествах автоматы и ручные пулеметы, что резко подняло огневую мощь войск. Процесс роста численности войск сопровождался солидным качественным развитием вооружения.

Разумеется, что тут не могло быть двух мнений: бурное развитие вооружений и численный рост армий крупнейших держав явно говорят о подготовке войны, более кровавой и ожесточенной, раз прежние, весьма немаленькие арсеналы, накопленные за Первую мировую войну, перестали генералов и политиков удовлетворять.

Количественный и качественный рост армий в межвоенное время продолжался вплоть до самого начала войны, когда армии основных участников уже в мирное время стали приближаться к численности армий военного времени, сформированных во время Первой мировой войны. Резко выросли качество и мощь вооружений, особенно в авиации, бронетанковой и автомобильной техники. То есть основной признак подготовки новой войны в начале 1920-х годов уловили верно.